понравится.
Не знаю, зачем я ему всё это объясняла. Он и сам прекрасно знал.
Просто зачем-то хотел напомнить.
Он пришёл в аптеку на следующий день.
Глава 17
— Что презервативы уже закончились? — усмехнулась я.
Он засмеялся.
— Это тебе, — положил на прилавок букет.
— М-м-м… Рада, что угодила с выбором.
— Сходим куда-нибудь? — опёрся он локтями, практически лёг на прилавок.
— Например?
— Как насчёт… — он достал из кармана билеты.
— Балет? — вытаращила я глаза.
— Жы - зель, — прочитал он нарочито по слогам.
— Может, всё же не стоит? — усмехнулась я.
— Тоже считаешь всё это ни к чему, лучше сразу в койку?
Теперь засмеялась я.
— Нет, не считаю.
— Чёрт! Не прокатило. Ну ладно, тогда это твой, — оторвал он один билет. — Встретимся на месте, — сказал и ушёл.
Я точно знала, что ничего у нас не получится. Во-первых, он был не в моём вкусе, во-вторых, не с того начал, и какая-нибудь третья причина у меня точно нашлась бы, но всё же я нарядилась и немного волновалась, ёрзая на неудобных сиденьях театра.
Но он не пришёл.
Вместо него пришёл совсем другой парень.
Я уже хотела сказать, что место занято, но он улыбнулся:
— Обычно я высокий, темноволосый красавец спортивного телосложения, но сегодня немного не в форме. Обещаю, завтра я обязательно приму свой прежний облик.
Я рассмеялась и решила дать ему шанс.
К концу первого акта я поняла, что хочу от него детей, а он даже ничего не делал — просто сидел рядом. К концу второго мы оба поняли, что обречены.
С того балета мы с Наварским не расставались… До вчерашнего дня.
— Кто она? — спросила я у Сокола.
— Лер, я тебе зуб даю, нет, больше, я тебе… — он оглянулся, нет ли детей, понизил голос, — хером клянусь, он с ней не спал. Зря ты взбеленилась.
— Так бы он тебе и сказал, — усмехнулась я. — Ты сильно преувеличиваешь значение дружбы, Денис. Пресловутая мужская солидарность работает, пока дело не касается бабы. Он бы тебе не сказал, хоть пытай. И глядя в глаза, соврал. Жаль твой хер, но я не верю, Ден.
Чёрт! Я стиснула в замок руки. Если Сокол хером поклялся, как бы я ни упиралась, это заявка скорее на правду, чем на желание нас помирить любой ценой и соврать ради друга.
— Он любит тебя, Лер. До умопомрачения любит. Он бы не смог. Кто угодно, только не Наварский, — кажется, готов он был рубаху рвать на груди.
Как же хотелось ему верить. Просто невыносимо хотелось верить, но…
— Ты только что сказал моей дочери, что её папа передо мной очень сильно виноват, — я достала из холодильника вино. Сокол достал из кармана нож, открыл штопор. — Почему ты так сказал?
— Потому что она действительно есть, другая баба.
— Тогда я ничего не понимаю, — поставила я перед ним бокал и упала обратно на стул.
— Честно? Я тоже, — налил он почти доверху. — И хрен с ним, я скажу тебе, кто она. Его риэлтор. Я скажу тебе даже больше: я тоже пытался с ней замутить. Но она, как и ты, выбрала Наварского. Что, блядь, вы в нём находите, а? Вот чем я тебе был нехорош?
— Разве я тебе не ответила? Но у меня встречный вопрос: а что вы оба нашли в этой бабе?
Перед глазами стояли кадры съёмки у ювелирного. Короткая стрижка. Точёная фигурка.
Сокол мог не отвечать, я знала и так: она была молода и хороша собой. Вот и всё.
Никаких секретов. Просто молодость. Просто красота.
— Значит, риэлтор, — выдохнула я и пригубила вино.
— Если что, не я тебе это сказал.
— Они попали в кадры местной программы, я видела их вместе, Ден. Все их видели. Они вышли из ювелирного, он её задержал, она его поцеловала. Думаю, скоро каждый сотрудник его банка сочтёт нужным кинуть мне эту ссылку. Новости такого рода расходятся быстро.
— Глупости, — отмахнулся Сокол.
— Глупости? — возмутилась я. — Что ты знаешь о глупостях?
— Всё, — улыбнулся он.
— А о любви?
— Ничего. А должен? — улыбнулся он ещё шире.
— А что такое предательство ты знаешь? Представляешь, что чувствуют его дети? А они, между прочим, девочки. Ты хотя бы понимаешь, как это… стыдно?
Я выпила залпом полбокала, словно хотела затушить бушующий пожар.
— Да чего стыдного-то? — подлил мне Сокол ещё. — Обидно, да. Больно. Неприятно. Но он мужик, Лер. Ему это только добавляет очков.
— Пошёл ты, знаешь куда, мужик, — скривилась я.
Что ещё я могла ему сказать? Что я могла сказать своей дочери, что назвала меня овцой? Что я могла сказать этой юной, красивой девочке, что ещё даже не понимала: невозможно тягаться с молодостью и красотой. Да и как понять, когда ты сама молода, красива и весь мир у твоих ног?
— Скажи мне, в каком агентстве она работает.
— Да без проблем, — полез Сокол за телефоном. — Но что тебе это даст?
Мой телефон пиликнул принятым сообщением. Сокол отправил мне ссылку, имя, телефон.
— Светлана, — скривилась я. — Ненавижу имя Светлана.
— Господи, имя то тебе чем не угодило? — покачал он головой.
— Чем? — хмыкнула я. — Напомни-ка мне, как звали разносчика пиццы, которого трахнула
