что его худая и долговязая фигура не казалась такой уж нескладной, как у сидящего за столиком молодого человека. Наоборот — все движения вновь прибывшего посетителя были резкими, но не размашистыми, а отточено выверенными.
Запоздавший молодой человек ловко уселся за стол, напротив ожидавшего его посетителя, после чего они некоторое время рассматривали друг друга. Обоим было лет около тридцати, оба были одеты в серые костюмы-тройки, но лица их разительно отличались. Черты лица пришедшего последним были правильные, но грубоватые, особенно тяжелый квадратный подбородок и выпирающие надбровные дуги над светлыми водянистыми глазами, в то время как у его визави губы и веки казались мелкими и изящными, а длинный нос с горбинкой и округлые щеки под воздействием выпитой водки заметно покраснели. Вновь пришедший сохранял на лице спокойную и слегка презрительную мину, а испуганно бегающие оливкового цвета глазки и дерганные движения молодого человека, явившегося в ресторан первым, производили впечатление неуверенности или даже испуга.
— Гутен абенд, герр Борштейн, — поздоровался вновь прибывший посетитель. — Чрезвычайно рад с вами познакомиться, Натан Лазаревич, — добавил он, перейдя на русский язык.
По-русски молодой человек говорил с заметным акцентом, но правильно и со вкусом, выговаривая слова с явным удовольствием.
— Здравствуйте, здравствуйте, — скороговоркой и глотая окончания слов ответил названный Натаном Лазаревичем мужчина. — И не стоит говорить по-немецки, я вам скажу…
— А почему это вас смущает? — подняв брови, спросил его собеседник, жестом подзывая официанта.
— Время, знаете ли, такое, что лучше… — Натан Лазаревич замолчал, выразительно посмотрев на появившегося из ниоткуда официанта.
— Подайте-ка, любезный, форели с соусом, — потребовал обладатель немецкого акцента.
— Слушаю, — кивнул официант. — Вам что угодно? — повернулся он к Натану Лазаревичу.
— Мне еще водки принесите, — с недовольной гримасой ответил тот.
— А мне коньяка… — добавил заказавший форель молодой человек.
— Шустовского изволите?
— Нет, французского…
— Как прикажете.
Официант исчез так же быстро, как появился.
— Не понимаю: зачем вы назначили встречу в этом месте, — недовольно морщась, сказал Натан Лазаревич.
— А что, собственно, вам здесь не нравится? — поинтересовался его собеседник. — Отличное местечко, по-моему.
— Меня тут… знают… — нехотя промямлил Натан Лазаревич.
— Понимаю, — с ироничной усмешкой сказал молодой человек. — Вы ведь здесь постоянный гость, не так ли?.. И посещаете вы не только ресторан, а бываете и в заведении по соседству… В том самом… с нумерами.
— Вам-то что за дело до того, где я бываю, господин?.. — ворчливо спросил Натан Лазаревич, запнувшись в конце фразы. — Кстати, а вы кто такой? И как ваше имя?
— Я — Арбитр, — ответил молодой человек.
— Что за странное прозвище?
— Это не прозвище, а профессия, или, если хотите, миссия… Впрочем… Вы можете называть меня… скажем… Николаем Ивановичем.
— Как угодно. Только давайте уже перейдем к делу.
— Гут. К делу — так к делу, — убрав ироничное выражение с лица, согласился назвавшийся Николаем Ивановичем человек. — Вы ведь в курсе всех операций, которые совершаются в банке вашего тестя?
— Только тех, в которые он меня посвящает, — уклончиво ответил Натан Лазаревич.
— Не скромничайте, господин Борштейн. Вы ведь его родственник и доверенное лицо. Кстати… А почему вы Борштейн?
— Тесть настоял… Решил, видите ли, свою фамилию потомкам оставить, а у него две дочери… Возомнил себя невесть кем… Пришлось мне взять фамилию жены. А что было делать? Я сам из небогатой семьи.
— Ладно. Это сейчас не важно, — отмахнулся Николай Иванович. — Итак, вы, наверняка, знаете, что в 1905 году банк вашего тесть давал займы русскому правительству. — Борштейн при этих словах вздрогнул и, пристально посмотрев в глаза своему собеседнику, открыл было рот, чтобы возразить. — Давайте обойдемся без ненужных запирательств, — поморщившись, добавил тот. — Что вы можете сказать по поводу этих займов?
— Это же когда было? Девять лет прошло… Я уже не помню… А что конкретно вас интересует?
— Меня интересует обеспечение этих займов.
— В реестре активов банка числятся некие векселя, выданные под эти займы… но что это за векселя — неизвестно.
— Как же так?
— Некоторые особо важные документы Арнольд Карлович хранит в несгораемом ящике у себя в кабинете на Екатерининской.
— Значит, векселя там — в этом ящике?
— Ключи есть только у тестя…
Николай Иванович сдвинул брови, что-то прикидывая в уме, и, глядя куда-то мимо Борштейна, задумчиво произнес:
— Мне нужно туда заглянуть.
— Это не обязательно… — вполголоса проговорил Борштейн, опустив глаза. — Этих векселей там нет…
— А я вас недооценивал, Натан Лазаревич, — сказал молодой человек. — Ну, ну, говорите дальше.
— Значит, либо правительственный заем был выдан без обеспечения…
— Нет, нет! Векселя выписывались. Это точно…
— Либо эти самые бумаги мой тесть хранит в потайном отделении своего портсигара.
— Портсигара?! — удивленно воскликнул Арбитр. — Он хранит бумаги в портсигаре?!
— Ну да… — подтвердил Борштейн, пожав плечами. — Есть у него такая вещица — золотой портсигар с монограммой — на редкость безвкусная, на мой взгляд.
Николай Иванович на некоторое время замолчал, о чем-то раздумывая.
— Мне нужны эти векселя, — чеканя слова негромким голосом, сказал он, блеснув сталью в глазах. — Вы меня поняли?
— Как же я?.. — испуганно пролепетал Борштейн. — Арнольд Карлович не расстается с портсигаром. Все время с собой носит…
— Так уж и не расстается?
— Да он его даже в своем кабинете никогда не оставляет, а прячет в тайник. Я сам видел…
— Значит, местонахождение тайника вам известно. В любом случае это ваша забота.
— Но ведь рано или поздно он хватится этих векселей… И что тогда?
— Я думаю, что у вашего тестя найдутся веские причины, чтобы не афишировать их пропажу.
— А если он узнает, что это я их взял?
— Для вас, господин Борштейн, будет намного хуже, если Арнольд Карлович узнает о тех деньгах, которые вы «позаимствовали» из банковской кассы, — с угрозой в голосе сказал Николай Иванович, — да и ваши махинации с акциями будут для него небезынтересными…
— Я же не отказываюсь, — прервал его, испуганно вытаращив глаза, Натан Лазаревич.
