рядовому читателю. Сами понимаете, что это дело не простое, здесь нужен профессионал, способный из разрозненных фактов составить непротиворечивую и внятную версию пока еще странных и не до конца объясненных событий.
- С американцами понятно - им нужна шумная рекламная кампания, но зачем вам понадобился фантаст в Хармонте?
- Нам нужен свой человек, который будет способен обсуждать с Энди Хиксом - это американский фантаст, которого нанял Пильман - его литературную версию событий в Хармонте. Энди Хикс. Слышали о таком, может быть, читали его сочинения?
- Не приходилось.
- Еще прочитаете, - сказал Алмазов твердо.
- Фантаст будет мне мешать.
- Вот это вы напрасно. Что-то мне подсказывает, что Молниев будет вам полезен. Его способность выдумывать необычные теории обязательно пригодится.
- Да я и сам люблю пофантазировать, - пошутил я.
- Постарайтесь относиться к нему без предубеждения.
- С этим я справлюсь.
Молниев и эзотеризм
Молниев? Пусть будет Молниев. В принципе, я не против общения с этим человеком. В Чучемле мы неплохо поговорили с ним о Посещении и сошлись на том, что чисто научными методами загадку "хармонтского феномена" решить не удастся. Конечно, не со всеми его заявлениями я тогда согласился, но разговор получился интересным. Он напомнил о задушевных беседах с Кирсановым в студенческие годы. Оказывается, мне до сих пор не хватает наших отвлеченных, околонаучных разговоров. Истина не должна быть скучной. Все время быть серьезным у меня не получается. Иногда хочется быть легкомысленным. Уверен, что с фантастом я найду общие темы для обсуждения. Любой человек может быть полезным, когда нужно понять странное. Толчком к появлению ярких идей может стать самая безумная словесная чепуха. Важно, чтобы Молниев не оказался излишне назойливым и самовлюбленным человеком. Будет грустно, если я, вместо того, чтобы работать, буду вынужден выслушивать бессмысленный и надоедливый монолог болтливого дилетанта.
Этого можно будет избежать, если я научусь резко прерывать разговоры, которые мне не интересны. Нужно иногда быть жестким. Что ж, научусь.
Как в свое время остроумно сказал Молниев: "золотой шар" поможет нам перевернуть ситуацию с ног на голову". Он считал, что следует посмотреть на проблему под новым углом. Но я не могу отмахнуться от очевидных фактов, которые наблюдал собственными глазами и не сумел объяснить с точки зрения современной науки. Например, каким известным науке физическим законам подчинился провалившийся под землю дом, что заставило его передумать и внезапно, словно по чьей-то команде, вернуло в первоначальное положение?
Нет ответа. Нельзя исключать, что, исследуя феномен "золотого шара", нам удастся выйти на новую физику, открыть неведомые пока законы природы. Но сначала неплохо было бы установить, что делает артефакт "золотого шара" необычным явлением?
И вот тут я по-настоящему загрустил. Почему я считаю, что "золотой шар" обладает какими-то необычными свойствами? Согласиться с тем, что он приносит людям счастье, я не могу. Это даже звучит смешно. Есть ли вообще что-то необычное связанное с ним? Не знаю. У меня нет информации. А вдруг этот "золотой шар" не имеет никакого отношения к "хармонтскому феномену"? О том, что он важен для понимания Посещения, я знаю только со слов странного американца Мозеса. Лично я ничего удивительного, связанного с "золотым шаром", не наблюдал. Я даже не уверен, что он золотой. Столько раз говорил, что ученый не должен ничего принимать на веру, а сам... поверил.
Как только попаду в Хармонт, обязательно потребую от Мозеса разрешения изучить этот пресловутый "золотой шар". Наверняка, он заплатил Алмазову хорошие деньги и вывезет его в Америку. Сделаю рентген и определю удельный вес. А его способность приносить людям счастье пусть исследует Пильман.
Философский самолет
Поговорить с Молниевым до отлета мне не удалось. Встретились только в самолете. Я его не сразу узнал. Мне почему-то казалось, что он весельчак и болтун, таким он запомнился по встрече в Чучемле. На этот раз он больше походил на угрюмого самовлюбленного аристократа, с презрением и укором поглядывающего на надоедливых простолюдинов. Мне пришлось смириться с тем, что ученая степень и большая сумма долларов, выплаченных за мою особу, не выделили меня из толпы прочих.
- Не любите ученых, гражданин фантаст? - спросил я на всякий случай.
- Э-э, простите, не понял, вы о чем?
Он как будто очнулся! Редко приходится разговаривать с человеком, так глубоко погруженным в свои мысли.
- Простите, Панов, вы ведь Панов, я правильно запомнил? Мы вместе летим в Хармонт. Правильно? - спросил Молниев нормальным голосом.
- Надеюсь.
- Вы подумали, что я сошел с ума? Нет, - Молниев довольно рассмеялся. - Просто я немного задумался. Сейчас работаю над новой книгой. Не все получается, а я в таких случаях пытаюсь вставить самого себя в сюжет. Проще говоря, пытаюсь понять, как бы я повел себя на месте моего героя - крайне неприятной личности, если честно.
- Не понимаю, - признался я. - Но впечатлен.
Самолет взлетел. Мы сидели рядом и молчали. Как воспитанный человек, я боялся помешать писателю творить. Может быть, ему хорошо думалось под шум моторов.
Прошел час, и Молниев заговорил первым:
- Странные вы люди - ученые!
- Мы? - удивился я. - Все?
- Конечно! Вы слишком заняты поиском решений конкретных задач. Но делаете вид, что не помните, как возник тот способ познания, который называете наукой. Если бы помнили, вам было бы легче приблизиться к истине.
- Поясните, - попросил я.
- Я думал, что это знают все. Наука, точнее научный способ познания - бэконовская методология - есть прямая наследница древней магии. Именно магия подготовила почву для возникновения современной науки.
- Да, скорее всего именно так все и было, - ответил я вежливо. - Сначала астрология, потом астрофизика. Сначала алхимия, потом химия.
- Примерно. Не папа с мамой, но тетя с дядей - точно.
- Но зачем это знать? Магия и наука давно разошлись. Они занимаются изучением слишком разных явлений. Их парадигмы не совпадают. Они друг другу не помощники, но и не враги, поскольку их интересы не пересекаются и не вступают в противоречие.
- Да - согласился Молниев. - Но только до тех пор, пока не сталкиваются с явлением, которое не вписывается ни в парадигму науки, ни в парадигму магии. А это значит, что вы - ученые - должны будете использовать другой, непривычный язык для описания события. Точнее, вы должны будете согласиться с тем, что для
