ни о чем особо не просит.
Но я отмечаю про себя, что нужно купить еще ингредиенты для кексов.
Мы в квартале от квартиры, но тут мой взгляд цепляется за витрину музыкального магазина, и я останавливаюсь как вкопанная.
О господи.
Гитара моей мечты стоит на самом видном месте за стеклом и призывно сияет. Фотографии в музыкальном журнале, на которые я наткнулась пару месяцев назад, не отдавали должное ее красоте. Вживую я вижу все мастерство исполнения, каждый изгиб древесного волокна и идеальную форму, глядя на которую я практически ощущаю, как гитара ложится мне на бедро во время игры. Она нестерпимо прекрасна. Мой взгляд скользит по каждой плавной линии, по каждой струне, по каждому ладу, вбирая их в себя.
Она сделана из орешника, красного дерева и канадской ели. На видео, которое я смотрела, звук у нее был богатый, теплый и объемный. Компания выпустила только тысячу таких, и одна из них сейчас прямо передо мной.
Могу поспорить, она пахнет потрясающе. Думаю, это и называется любовью с первого взгляда.
Я хочу ее. Я охренеть как ее хочу! Но не могу себе ее позволить. Если я получу работу в маркетинге и буду очень, очень аккуратно распоряжаться деньгами, то, может, мне удастся найти такую через год-два.
Я одергиваю себя. С чего я тут пускаю слюни на гитару мечты, если даже не могу взять в руки собственную? Мою грудь пронзает острая боль.
Я замечаю, что Джейми с любопытством смотрит на то, как я смотрю на гитару.
– Извини, – щебечу я, отворачиваясь от гитары. – Пойдем.
* * *
Уходя на игру этим вечером, он впервые по-настоящему прощается.
– Размажь там всех! – говорю я, сидя на полу в гостиной. Мы с Дейзи разучиваем команду «фу».
Его брови встревоженно взлетают.
– «Удачи» вполне достаточно.
Тут я понимаю, что с учетом жестокости хоккея перспектива быть размазанным по льду не кажется такой уж нереалистичной.
– Извини. Удачи.
Он коротко кивает и уходит.
Этим вечером я лежу в постели и думаю о нашем разговоре в парке. Я припоминаю каждое выражение на его лице, веселые искорки в его глазах, когда Джейми слушал меня, и яркий блеск, когда он говорил о хоккее и своей любви к нему.
Хотелось бы мне увидеть его улыбку. Я представляю ее себе, и у меня внутри все порхает.
И тут я слышу ее – музыкальную трель у себя в голове. Я резко сажусь на кровати в темноте спальни. Это всего несколько нот, но ощущения такие же, как раньше, когда я сидела с Заком на диване с гитарой и мы дурачились. Я чувствую звенящую вибрацию у себя в груди, как будто лопаются шипучие пузырьки. Я прижимаю руку к диафрагме и с улыбкой смотрю в окно, чувствуя такое облегчение, что готова заплакать.
Зак меня не сломал. Та девчонка все еще здесь. Нужно просто найти способ вытащить ее на свет.
Я снова думаю о Джейми и о том, не связано ли это с ним.
Глава 13. Джейми
– ШТРАЙХЕР! – кричит мне в спину Уорд по пути в раздевалку после тренировки. – Когда закончишь – ко мне в кабинет.
У меня сердце в пятки уходит, но я коротко киваю и ухожу в душ. Кабинет тренера – это как кабинет директора в школе. В душе я быстро перебираю в голове все последние тренировки и матчи. Если Уорд собирается обсуждать мои слабые места, нужно подготовиться.
Дверь его кабинета оказывается открыта, и, когда я вхожу, он сразу отрывается от компьютера.
– Привет, – встает он. – Давай-ка пообедаем вместе. – Он кивает в сторону своего окна, которое выходит на улицу. – Я знаю одно место.
Страх еще сильнее стискивает мне кишки. Если бы дело было несерьезное, мы бы просто поговорили в офисе. Обед значит более продолжительную беседу, и, о чем бы ни шла речь, я от этого не в восторге.
Уорд не переставая болтает, пока мы выходим из спорткомплекса и идем по улице в сторону центра.
– Туда, – говорит он, сворачивая с улицы.
Я приподнимаю бровь, заглядывая в узкий переулок, но он идет вперед уверенно и спокойно, так что я следую за ним, пока мы не подходим к зеленой двери. Над ней висит потрепанная вывеска с названием: «Грязный фламинго». Он распахивает дверь, и изнутри тихо доносится классический рок.
– После тебя, Штрайхер.
Я захожу внутрь. Это старомодный бар с темными деревянными панелями на стенах, винтажными концертными постерами в рамках, полароидными фотографиями среди бутылок на полках и гирляндами под потолком. Посетители сидят в отдельных кабинетиках и обедают.
– Вы пригласили меня в пивнуху? – спрашиваю я Уорда, когда за нами закрывается дверь.
– Эй! – возмущается женщина за баром с подносом в руках. Ей около тридцати, длинные темные волосы убраны в хвост. На груди у нее изображена какая-то древняя рок-группа, а на лице – недовольное выражение. – Это не пивнуха.
– Это не пивнуха, Шрайхер! – говорит Уорд достаточно громко, чтобы она услышала.
Барменша сурово смотрит на него, прежде чем отнести напитки за стол.
Уорд наклоняется ко мне.
– Если честно, это самая настоящая пивнуха, но мы не говорим этого при Джордан. Это место – ее детище.
Мы усаживаемся за стойкой, и я оглядываюсь внимательней. На доске сверху записаны три варианта ланча, и я так понимаю, что это все мои варианты на сегодня.
Мне вроде как нравится это место. Странно. Когда я раньше бывал в Ванкувере, я либо сразу ехал в пригород к маме, либо останавливался в отеле. А этот занюханный бар как новая маленькая ниточка соединяет меня с этим городом, который, как я надеюсь, снова станет моим домом на ближайшее время.
Интересно, знает ли Пиппа об этом месте.
– Джордан ненавидит хоккей, – сообщает Уорд тихим голосом. – Так что тут нас доставать не будут. – Он криво мне улыбается, а потом провожает заинтересованным взглядом колючую барменшу, прежде чем снова взглянуть на меня. – Дома все хорошо? Там была какая-то заминка с твоей ассистенткой? Все решили?
– Да, – быстро отвечаю я. – Все отлично. Она очень помогает.
Уорд улыбается, приятно удивившись.
– Рад это слышать.
Джордан принимает заказ, а когда она уходит, Уорд бросает на меня любопытный взгляд.
– Ты не пришел на ужин вчера вечером.
Он говорит о неформальном ужине, который я пропустил.
– Надо было проведать маму.
Он понимающе кивает, задумчиво изучая полароиды за баром. Повисает пауза.
– Не очень-то много времени ты проводишь с ребятами вне игр.
Я смущенно ерзаю на
