Она просто выжала меня как лимон, а корки сварила в своем поганом вареве. Наверняка отвратительном.
– Нет, меня вообще не воспитывали. Поэтому я выросла вот такой некультурной, папуля. И поверьте, я бы вас не в корыте сегодня в полет запустила в свое время. Но ваши дочки совершенствуются, и если…
– Я сейчас приду, – перебиваю я поток чертова бреда. Да что б ее разорвало, это исчадье право снова. Я совсем не участвую в воспитании моих девочек. Я их не знаю. И я… Им, конечно нужна мать. – Люся.
– Чивой? – раздается уже из-за двери вредное бухтение.
– А на обед что?
– Бламанже с киселем, – хмыкает исчадье. Господи, помоги нам с девочками выжить.
Руки я намываю, словно меня будут проверять на наличие на них не смытых бактерий. До скрипа и покраснения. В животе урчит. Нужно будет найти архитектора, построившего особняк и наказать. Запахи из кухни не должны распространяться на весь гребаный дом. И раньше такого и не случалось никогда. Но сегодня, у меня страшно урчит в животе от аромата плывущего по дому.
Я захожу в столовую в почти благостном расположении духа и теряю дар речи. Посреди стола стоит кастрюля накрытая крышкой. Эмалированная, с красным петухом нарисованным на боку и пробкой винной в ручке крышки. Пробкой от коллекционного «Шеваль бланка» тысяча девятьсот сорок седьмого года урожая. Откуда у меня в доме эта кастрюля? Мое вино, черт бы подрал эту проныру.
– Папочка, садись скорее, – басит Януся, не давая мне слететь с катушек. – Люся сказала, пока вся стая не соберется, фиг нам, а не суп. А он так пахнет. Я сейчас от голода умру.
– А еще она сказала, что ждем только тебя, – хмыкает Анютка, крепко сжав мерзкую алюминиевую ложку в ручонке. – И наши смерти будут на твоей бессовестной совести, вот.
– Люся, откуда у нас эти приборы в доме? – грохочу я. Еще немного, и я взорвусь. Прям одна капля и я взлечу на воздух вместе с этим проклятым домом. – К чему вы приучаете моих девочек?
– К нормальной жизни, – дергает плечиком адская няня. – Ой, не ругайтесь. Я купила ложки, потому что ими суп есть вкуснее и веселее. Они по зубам так звенят. Ба моя говорит, что есть надо культурно и красиво, но иногда можно себе позволить расслабиться. А вам это точно надо. А то похожи на сморчок. Гриб такой, очень вкусный. Но страшно сморщенный и ужасно сердитый, по ощущениям.
Пока она несет эту чушь, разливает по тарелкам суп, прямо из кастрюли, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не накинуться на варево, как нищий из подворотни. Сто лет я не был так голоден. В голове мутится, когда она кладет рядом, прямо на стол кусочек черного хлеба, пахнущий чесноком и присыпанный крупной солью. Слегка присыпанный, как положено. Чтобы соль чуть хрустела на зубах, разбавленная огненным супом.
Это не суп, это… Зелье, сваренное злой ведьмой, лишающее воли, высасывающее остатки самоуважения и ума. Я глотаю огненный бульон, обжигаю язык. Но не могу остановиться. Малышки с тихим стоном тоже орудуют мерзкими ложками со скоростью достойной олимпийских гребцов, весело стуча по зубам.
– Да уж, – хмыкает исчадье. Люся не притронулась к своему произведению, явно я прав про то, что зелье это. – Бедные богатые люди. Ни разу не видела, чтобы так пожирали суп из тушенки. У нас алкаш во дворе живет, так даже он не зарится.
– Люся, это офигенно. Это просто вау, – тихо стонет Анечка. И глазенки ее сияют счастьем. Моя дочь, у которой есть все, что желает душа в восторге от чертова дешевого супа, сваренного за полчаса чокнутой рыжей цаплей. И я, наверняка, тоже сейчас похож на слюнявого идиота, потому что ловлю себя на мысли, что щурюсь, как сытый кот, и даже уже почти не злюсь.
– Второе еще будет, накинулись на похлебку, как зубастики, – улыбается нянька. И сейчас она похожа совсем не на злую ведьму, а на добрую фею. Только глаза ее от чего-то остаются печальными.
– Вы смогли меня удивить, – промокнув губы дешевой бумажной салфеткой, хмыкаю я. – Только в следующий раз, пожалуйста, стол пусть сервирует горничная. И еще, пробку от бутылки верните на место.
– На какое место? Бутылку я выкинула, вино использовала в подливку. Такая бурда, надо сказать. Осадок там был прямо хлопьями, бутылку чуть отмыла от паутины. В общем, я потом остальные там в подвале тоже ототру, а то негигиенично. Дети в доме, а там…
– Что? – я вроде кричу, но желудок разомлевший от огненного супа, не дает мне растерзать эту наглую идиотку, вылившую бутылку вина, стоящую, как хороший автомобиль в свою стряпню. – Это вино… Не приближайтесь к моему винному погребу на пушечный выстрел. Или я вас…
– Страшно, – хмыкает нянька. Она врет. Ей совсем не страшно. А мне уже плевать на все, вот это страшно.
После обеда я похож на волка из старого мультика. Осоловевший, и по ощущениям раздутый. Девочки мои сонно трут глазки, под насмешливым взглядом няньки.
– Я спать, – басит Януська. Надо же, их никто и никогда не смог уложить в кровать после обеда. Ни одной предшественницы рыжей ведьмы этого не удалось. Она точно колдунья. Самая страшная и богопротивная на свете.
– Папочка, ты уедешь на работу? – тихо спрашивает Анечка. И сердце мое делает в груди легкий, но болезненный кувырок. Маленькие руки обвивают мою талию. Черт, что происходит? Это же ненормально вот это вот все. – Уедешь, мы знаем.
– Я не…
– А Люся сказала, что ужин у нас будет в азиатском стиле, – голосом змея искусителя басит Януся. И я хочу остаться, черт бы меня подрал. Хочу, но не останусь. Потому что эти домашние обеды и ужины делают нас похожими на счастливую семью. Но это иллюзия. Я все равно сбегу из этой фальшивой реальности, только дыра в душе увеличится в разы.
– Вам мы отлимоним доширак с говяжьим вкусом, как главному, – хмыкает нянька. Надо бежать. Уносить, отяжелевшие от чертова колдовского зелья, ноги. – Девочки, идите в спальню. Я провожу вашего папу и приду. Ну, чего встали? Мухой.
– Вечером я вернусь, и мы обсудим меню моих дочек, – я провожаю взглядом крошечные фигурки моих продолжений и возвращаюсь. Превращаюсь в себя. Такого, каким я себя сделал. – И еще… Выезд из дома с моими дочерьми вам запрещен без моего разрешения. Мотоцикл ваш завтра эвакуируют, я уже приказал водителю. Напишите адрес, куда нужно доставить эту адскую колесницу. Ложки алюминиевые горничная уже выкинула. В этом доме есть правила. Кроме того, униформенную рубашку не надо повязывать на животе узлом, а юбка должна быть ниже колена. Распорядитесь, чтобы вам сшили одежду, соответствующую правилам моего дома.
– Это означает, что я
