что неожиданный уход Саши отнюдь не понравился Паулине, и еще меньше понравилось то, что со стороны пришла другая, которая станет «заменять» ее лучшую подругу. Именно поэтому поначалу нам было очень тяжело общаться друг с другом, но позднее мы сдружились, и у нас сложились очень теплые отношения.
Проходили месяцы, я стала своей в «Тимбириче» и чувствовала себя там как рыба в воде. Моя мама стала испытывать большее доверие к людям, заботящимся о нас в гастрольных турах, и мало-помалу начала отпускать меня в поездки одну. Главным образом мы выступали в Мексике, и нас возили по всей стране, но впоследствии мы вышли за пределы Центральной и Южной Америки. Конец 1987 и начало 1988 года группа встретила грандиозным турне, прошедшим с оглушительным, совершенно необъяснимым для пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, успехом. Мы месяцами не заезжали домой, даже для того, чтобы сменить одежду. В каждом городе, куда мы приезжали, нас преследовали неисчислимые толпы фанатов (были даже такие, кто кочевал вслед за нами из города в город). Специально для нас в отелях закрывали целые этажи… Мы стали знаменитыми, не успев понять, чем же была слава на самом деле. Все это начало пробуждать в нас ростки эксцентричности. Мы начали осознавать свое могущество и, конечно же, первым побуждением было злоупотреблять этим. Я помню, например, как-то раз у нас было свободное время, мы сидели в номере отеля и смотрели фильмы. Поскольку мы не могли выходить из отеля, нам больше не оставалось ничего делать, кроме как сидеть перед телевизором. Кто-то сказал: «Что-то есть хочется… Может закажем еду?» Другой спросил: «Что будем заказывать?» А третьему пришло в голову ответить: «Да давайте все меню!» И мы абсолютно спокойно заказали по телефону все меню. Абсолютно все! Через какое-то время нам начали приносить подносы с салатами, супами, мясом, курицей, гамбургерами, десертами, мороженым. И для чего? Для того, чтобы мы клюнули чуточку отсюда и отщипнули кусочек оттуда. Это было настоящим кулинарным бесчинством.
Мы были детьми, вошедшими в переходный возраст, в нас бушевали гормоны, энергия била ключом изо всех щелей, у нас была прорва идей, которым любым способом необходимо было вырваться наружу. Наша жизнь была необычной, за исключением концертов и репетиций мы почти всегда были закрыты в помещении, как львы в клетке, так что мы давали выход нашей буйной энергии разными способами. Иногда мы открывали огнетушители, чтобы в пижамах и в пене поноситься по коридорам отеля в два часа утра. А один раз, изнывая от скуки, мы просто так, от нечего делать, решили сбросить чемоданы наших музыкантов с балкона отеля прямиком в бассейн. Пока чемоданы падали, из них вывалилась вся одежда и разлетелась в разные стороны. Часть повисла на сучьях деревьев, а часть свалилась в бассейн… Вот так мы выплескивали энергию, таковы были наши детские шалости и проделки. Поскольку бóльшую часть времени мы работали или проводили в отеле, мы должны были что-то делать, чтобы не сойти с ума и отстоять свои права на детство, а подобного род проказы позволяли нам продолжать быть теми, кем мы были… детьми, вернее, всемогущими полуподростками… очень знаменитыми.
К тому времени я уже получила неполное среднее образование, окончив Французско-мексиканский лицей. Менеджерам «Тимбириче» удалось пристроить нас в другую школу Мехико с более гибким графиком, чтобы мы продолжали учебу в подготовительном классе[30], так что если мы не разъезжали с концертами, то возвращались к своей учебе.
Телевидение
В одну из свободных недель, когда нас не было в Мехико, нам неожиданно позвонила Карла Эстрада, одна из влиятельных продюсеров телесериалов того времени. Она позвонила напрямую маме, чтобы сделать ей предложение. Я отлично это помню, потому что могла видеть, как мама буквально приклеилась к телефонной трубке, очень внимательно слушая, что говорила ей Эстрада.
— Я хочу снять твою дочь в своем сериале, — сказала она. — Я хочу устроить ей пробы, словом, я вас жду.
Короче говоря, мы с мамой поехали на пробы. Эстрада встретила нас в задней части павильона, где приступали к съемкам сериала «Бедная сеньорита Лимантур», и ей хотелось, чтобы я сыграла в нем роль. Когда она увидела нас, то самым естественным образом принялась рассказывать об этом проекте. Она объяснила мне сюжет фильма, и что она ждет от меня… Я тут же поняла, что Карла вовсе даже и не собиралась устраивать мне пробы. Она уже приняла решение, и ей хотелось, чтобы я сыграла в этом сериале. Я слегка разнервничалась, увидев, что она ничуть не сомневается в только что озвученном ею решении, так что при первом же удобном случае сказала:
— Карла, я — театральная актриса. По правде говоря, я никогда не была в павильонах телестудий и не имею ни малейшего представления о том, что там делается, ни перед камерами, ни за ними.
Она улыбнулась мне и, махнув рукой, небрежно заметила:
— Не волнуйся, я тебя научу. Если хочешь, начнем обучение с сегодняшнего утра. Иди на площадку и увидишь, что там нет ничего сложного. Если ты играешь в театре, то там ты должна достучаться до самого последнего зрителя, сидящего на самом последнем месте и убедить его в происходящем. Телевидение же более сжато, это волшебство, здесь ты одним единственным взглядом способна на все. Знаешь, что такое «суфлер»?
Я широко открыла глаза и, отрицательно помотав головой, ответила:
— Нет, даже не представляю, что это такое, правда.
Карла снова улыбнулась мне и твердо назначила новую встречу:
— Увидимся завтра здесь же, ровно в десять.
На следующий день я пришла туда точно в десять. Карла усадила меня на стульчик позади камер с «суфлером» в ухе. Я видела, как одна за другой развиваются сцены сериала. Тогда я и поняла, что же за зверь этот самый «суфлер». Это маленький приборчик, который тебе вставляют в ухо; по нему тебе передают слова монолога, который ты должен произнести, и подсказывают, как ты должен двигаться. Мне было удивительно видеть актеров, которые, следуя данным им указаниям, интерпретировали их по-своему. Это было совершенно немыслимо видеть, как они превращали услышанные по «суфлеру» указания в живого персонажа из плоти
