пение было хорошо слышно в каждом уголке хлева.
Иосиф и старик, хозяин хлева, молчали. Они слушали пение ангелов и смотрели на младенца. Мария обернулась к ослику и заметила, что тот вытянул шею, пытаясь разглядеть новорождённого.
– Иосиф, – сказала она, – пусть наш маленький ослик тоже увидит моего сына.
Иосиф подвёл ослика к яслям, и ослик понял, что аромат весны исходит от душистого сена. В хлеву стало темно, потому что ангелы исчезли. Через прореху в крыше на ясли падал свет звезды, а вокруг лежала тьма. Ослик увидел, что младенец окружён необычным сиянием. Иосиф со стариком тоже это заметили.
– Как ярко светит звезда! – сказал старик. – Смотрите, головка младенца окружена сиянием, словно короной. Теперь я понимаю, почему мне снилось, что сюда прибудет царь.
Младенец лежал и смотрел вверх большими тёмными глазами. Ослик не удержался и обнюхал его. Ах, какие мягкие и розовые у него щёчки, какой он тёплый и нежный! Теперь ослик заметил, что глаза у младенца были точно такими же, как у ангелов.
Старик произнёс:
– Мария, посмотри, как сияют глаза твоего сына! Они как ясные звёзды на небесах, словно всё великолепие царства небесного отражается в них. Мне не терпится узнать, что же это за дитя.
Вскоре старик это узнал.
В ворота постучали, и старик пошёл открывать. У ворот стояли пастухи, у которых Иосиф и Мария останавливались прошлой ночью. Ослик сразу же узнал Рувима.
– Не родился ли сегодня в этом доме младенец? – спросил один из пастухов.
– Который лежит теперь спелёнатый в яслях, – взволнованно добавил Рувим.
– Да, – ответил старик. – Входите. Только не шумите!
Пастухи вошли в хлев. Они на цыпочках подошли к яслям и опустились на колени. Долго они просидели так, не произнося ни слова. Глаза Рувима сияли, а его дедушка утирал слёзы. Ослик слышал, как за стенами хлева пели ангелы.
Наконец пастухи поднялись, медленно и неохотно. Было видно, что им хотелось подольше побыть возле младенца.
– Где родители этого ребёнка? – спросил дедушка Рувима. – Мы принесли вам благую весть.
Увидев Иосифа и Марию, пастухи удивились.
– Так это вы! – воскликнули они. – Мы думали, что родителями младенца окажутся люди знатные, но Богу виднее.
И дедушка Рувима начал рассказывать:
– Мы, как обычно, стерегли овец. Ночь была светла из-за света новой яркой звезды, которую никто раньше не видел. Вдруг перед нами предстал ангел Божий, и мы очень испугались. Но сказал нам ангел: «Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям, ибо ныне родился в городе Давидовом Спаситель Мира. Ступайте туда, и вот вам знак: вы найдёте младенца в пеленах, лежащего в яслях». И внезапно явились с этим ангелом многочисленные ангелы небесные, они славили Бога и пели: «Слава Богу в небесах, и на земле мир, в людях благоволение». Потом Ангелы отошли на небо, а мы сказали друг другу: «Пойдём в Вифлеем и посмотрим на Младенца, о котором возвестил нам ангел». И тут же мы поспешили в путь.[6]
– Но как же вы нас отыскали? – удивился хозяин хлева.
– О, это было несложно, – ответил один из пастухов. – Сначала мы пошли прямой дорогой в Вифлеем. Потом увидели звезду, сиявшую над этим домом и освещавшую его, а все остальные были скрыты во тьме. Да, мы видели, как Божья благодать изливалась на этот дом.
– На мой старый хлев! – воскликнул старик.
Все надолго умолкли. Пастухи стояли и смотрели на младенца. Было видно, что они не хотели уходить.
– Ах, как бы я хотел остаться здесь с тобой и младенцем, – сказал Рувим, поглаживая маленького ослика.
– Теперь я знаю, что это за младенец, – задумчиво произнёс старик, хозяин хлева. – Подумать только: Спаситель Мира! Здесь, в моём хлеву!
– Пастырь добрый, – радостно сказал Рувим. – Воистину Бог милостив, послав его в мир.
– Да, Бог милостив, – отозвался дедушка Рувима. – Радостную весть послал Он нам! Но нам пора возвращаться к нашим стадам. Надо вести овец на пастбище.
И пастухи ушли. Стало светать. Звезда померкла. Младенец спал, а с ним спали и Мария с Иосифом. Но маленький ослик всё ещё стоял у яслей – Иосиф забыл отвести его обратно. Ослик стоял очень тихо и охранял сон младенца. Он вспомнил о своих друзьях, оставшихся дома, в Назарете. Маленький ослик понимал, что пройдёт немало времени, прежде чем Мария с сыном вернутся домой. Иосиф ещё вчера сказал об этом, заметив, как много людей приехало в Вифлеем на перепись.
Ослику очень захотелось, чтобы дóма все поскорее узнали о рождении младенца.
«Бедняжки, – думал он. – Вот лежит прекраснейшее в мире дитя, в глазах которого сияет слава Божья, а у нас дома ни óвцы, ни кóзы, ни ягнята, ни козлята ничего о нём не знают. А ведь они, наверное, сгорают от нетерпения! Как же мне сообщить им?»
Пока ослик размышлял об этом, взошло солнце. Птицы из Назарета, уснувшие на ветвях деревьев, проснулись и тут же радостно запели. Одна из пичужек заглянула в хлев через маленькое окошко.
– Ослик, – тихонько защебетала она, – можно мне взглянуть на младенца? Мы видели и слышали ангелов, и поняли, что он родился, но не смели присоединиться к ангельскому пению. Но теперь нам, наверное, уже можно прилететь к вам в хлев?
Какой-то воробьишка влетел в хлев через прореху в крыше. Это был тот самый воробушек, что скакал одним бочком вперёд. Он уселся на краешек яслей.
– Тсс-с! – сказал ему ослик.
Но, увидев младенца, воробушек уже не мог молчать. Он негромко и радостно чирикнул. Птицы, ожидавшие снаружи, устремились в хлев, и вскоре вся стая собралась внутри. Птицы сидели повсюду. Многие тесно, крыло к крылу, расселись на яслях, насколько хватало места. Некоторые сели рядом со спящей Марией. Целое семейство пташек устроилось на спине ослика.
– Прошу вас, тише! – умолял их ослик. – Смотрите, но помалкивайте, не будите его!
Секунду птицы сидели неподвижно. Но потом одна самая смелая пташка не удержалась, спорхнула вниз и села на ручку младенца. Трое других пичужек тут же прогнали её на место.
– Ведите себя хорошо, – шептал ослик, – иначе вам придётся покинуть хлев.
Младенец заворочался во сне и пошевельнул своей крошечной ручонкой. Тут уж птицы не могли больше молчать. Хлев наполнился ликующими птичьими голосами. Птицы щебетали, пели и заливались раскатистыми трелями.
Мария проснулась и улыбнулась. Иосиф тоже проснулся и не мог сдержать улыбку. Открыл глаза и старик; он сказал, что теперь уже ничему не удивляется.
Наконец, пробудился и младенец. Птицы тотчас же замолкли, стыдясь, что разбудили его. Только одна самая смелая пташка ещё немного покружилась над яслями, весело чирикая и