если не смогу сделать своей.
Она вырвала руку.
— Мужчины! Ты всегда говоришь о том, что не намерен что-то брать. А как насчет давать?
Ее взрыв потряс его.
— Что ты имеешь в виду?
Вместо ответа она взяла его руку в свои. Повернула ладонью вверх и проследила пальцами по жесткой коже. Это простое прикосновение заставило Леифа замереть, а его твердость стала просто железной.
Ольга склонила голову и прижалась губами к центру его ладони, и Леиф оказался в шаге от безумия.
— Ольга, — застонал он.
— Никому не было дела до того, чего я хочу. Они брали только то, что хотели. Даже ты никогда не думаешь о том, чего я хочу.
Это было неправдой и несправедливостью. С обидой Леиф попытался вырвать руку, но она не позволила, и он сдался. Ольга подняла глаза и посмотрела ему в лицо, ее лоб был нахмурен.
— Это правда, Леиф. Ты делаешь выбор за меня, как и любой другой мужчина. Разные варианты, но они твои, а не мои. Ты думаешь, что спасаешь меня — от разочарования или печали, или, возможно, от одиночества. Но никто не может быть спасен от этого. Это жизнь. И мне одиноко.
Ольга отпустила его руку и подошла еще ближе, положив ладони ему на грудь. Леиф почувствовал тепло ее тела и не смог справиться с собой. Он положил руки ей на талию. Коснулся ее. Ее талия была такой тонкой, что он почти мог обхватить ее двумя руками.
— Ты говоришь, что не возьмешь меня и не оставишь потом. Вот, что думаю я: ты всегда говоришь о том, чтобы брать, и никогда — о том, чтобы давать. Мужчины брали меня, но я им себя никогда не отдавала. Это то, что можно отдать, только если захочешь сам.
Ее пальцы скользнули в вырез его туники, развели ткань, обнажив его грудь. Она, казалось, намеренно пристально рассматривала кончики своих пальцев, играющие в волосках на его груди, и Леиф закрыл глаза и попытался справиться с дрожью от прикосновения.
Ольга снова заговорила, ее голос был низким, почти рассеянным.
— Никто никогда не спрашивал меня, чего я хочу. Ты никогда меня не спрашивал. Никогда раньше у меня не было шанса захотеть. Теперь он у меня есть. Я хочу отдать себя тебе. Я хочу, чтобы ты отдал себя мне. Раньше я была слишком молода, чтобы понимать, но теперь я хочу знать, каково это.
Когда она замерла — ее пальцы и ее слова — Леиф открыл глаза и встретился с ее взглядом.
— Тебе все равно? — спросила Ольга.
— Мне не все равно. Боги, да, мне не все равно. Но, Ольга, скоро я уплыву. Я не могу остаться, — он всегда думал об этом, и это была важная причина. — Я не могу.
— Ты никогда не думал о том, что я могу уплыть тоже?
Думал. Часто. Но она была такой маленькой, такой нежной.
— Мой дом — суровое место. Только сильные смогут там выжить.
— Ты думаешь, мой дом — это спокойное тихое место? Что я слабая?
Леиф знал, что она сильная. В эту самую ночь она показала свою силу. Чтобы прожить жизнь, которая у нее была, Ольга должна была иметь настоящее мужество. Но он считал ее хрупкой. Почему? Потому что она была маленькой и легкой? Сила ее рук имела значение?
Нет. Сила ее сердца имела. Ее храбрость.
Этот мир, ее дом, был почти таким же суровым, как и его собственный. Только их маленький уголок, до этой ночи, казался другим.
Разум Леифа осветился этой новой возможностью.
— Ты хочешь уехать со мной?
— Я думаю, — сказала Ольга, касаясь его груди и шеи там, где могла дотянуться, — что если кто-то спросит, чего я хочу, мой ответ будет такой: я хочу быть с тобой. Где бы ты ни был.
Леиф провел руками вверх от ее талии, погладил спину. Никогда прежде он не позволял себе так прикасаться к ней, чувствовать ее, не сопротивляясь воздействию прикосновения. Пока они смотрели друг другу в глаза, его руки поднимались к ее плечам, а затем к ее лицу. Он ухватил ткань ее платка и потянул. Платок соскользнул с темных волос, и Леиф ухватился за косу на ее затылке и взял ее в руку. Тяжелые волосы упали ему на руку.
Он никогда не видел Ольгу с распущенными волосами, и сейчас так сильно хотел это увидеть. Увидеть, почувствовать ее.
Эту женщину.
Она подверглась насилию. Была рабыней. Лишилась семьи. И все же у нее не было злобы в сердце. Спокойствие окружало ее. Даже когда она носила веревку на шее, она была такой. Ольга жила среди людей, которые терзали ее, которые убили многих из ее народа, и она сделала их своими друзьями. Ее спокойствие вселяло мир в людей рядом.
Она давала Леифу покой. Она исцеляла его сердце.
Может ли он взять ее с собой? Может ли привести ее в Гетланд и начать с ней новую жизнь? Было ли это справедливо по отношению к ней? Достоин ли он ее?
Леиф не знал. Но он услышал слова, которые она сказала, желание, которое она выразила. Намерение.
— Ольга, — пробормотал он, обвивая ее косу вокруг руки. — Я не хочу, чтобы тебе снова было больно.
— Тогда не причиняй мне боли, — прошептала она и поднялась на цыпочки.
И тогда Леиф наклонился к ней и поцеловал ее раскрытые губы.
Глава 5
Теплые губы Леифа мягко коснулись ее, и Ольга вздохнула от этой ласки. Он отстранился, чтобы откинуть волосы назад, и вернулся, запечатав ей рот влажным поцелуем. Под напором его языка Ольга разомкнула губы.
Между ними больше не было сомнений. Леиф застонал ей в рот, его руки сжались вокруг нее. Ольга обхватила его руками за шею и сжала в кулаки его длинные волосы. Когда она потянула за них, он издал животный рык, дикий и жадный, а затем ее ноги оторвались от пола. Он выпрямился и поднял ее над землей, Ольга повисла на его теле.
Мужские губы касались ее и раньше, но никогда — так. Все, что делал Леиф, казалось, было одной просьбой. Он просто звал ее за собой. И она откликнулась на этот зов. Их языки скользили вместе, их головы двигались, и оба они сразу подхватили ритм, который, хоть и касались они друг друга впервые, уже был известен обоим.
Он снова застонал ей в рот, застонал только для нее. Леиф подхватил ее под
