церкви по социальным и политическим вопросам, что можно охарактеризовать как своего рода плюрализм социально-политической доктрины. По ироническому, но весьма меткому замечанию одного буржуазного журналиста, «традиционно церковь Англии была сильна именно тем, что по любому моральному и политическому вопросу она могла представить такое разнообразие взглядов, что никто… не мог с уверенностью утверждать, что он не является англиканцем»[37].
Отсутствие открытого клерикализма и мнимый плюрализм англиканской социальной доктрины — не случайное явление. Эти положения имеют принципиальное значение для англиканской теории и в конкретных условиях Англии весьма удачно служат интересам господствующего класса. Английская буржуазия, которая издавна славится своей ловкостью и изворотливостью, умеет вести утонченную, хорошо замаскированную социальную демагогию. Прикрываясь маской поборников «демократии», «равноправия», «честной игры», «объективности», «беспристрастия» и т. д., английские правящие классы, владеющие национальными богатствами страны[38], при помощи всех средств идеологического воздействия ведут борьбу против демократического движения. Отсутствие единой платформы церковной идеологии по социальным вопросам дает возможность проводить гибкую социальную политику применительно к конкретной ситуации. Отсутствие клерикальной партии дает возможность церкви распространять свое влияние на все буржуазные политические партии, тред-юнионы и другие общественные организации. Недаром в начале 50-х годов епископ Шеффилдский Хантер, обсуждая возможность создания в Англии клерикальных партий и профсоюзов, писал, что такой шаг на данном этапе явился бы глубочайшей ошибкой, потому что он, по всей вероятности, столкнул бы тред-юнионы и другие политические партии на еще более светскую позицию[39].
На самом деле в Англии господствующие классы не испытывают надобности в создании клерикальных партий и профсоюзов именно потому, что клерикализм тут проявляется в завуалированной форме — через общее подчинение церкви светскому буржуазному государству, через механизм назначения должностных лиц церкви, через финансовые узы, которыми церковь связана с господствующими классами страны. Система назначения сановников церкви способствует выдвижению таких церковных деятелей, взгляды и деятельность которых приемлемы для господствующих буржуазных партий и которые проводят политику, выгодную этим партиям.
Как правило, Церковь Англии не делает официальных заявлений по поводу тех или иных политических событий. Епископы, священники, члены англиканских религиозных организаций выступают как бы от себя лично. Священнослужителям Церкви Англии разрешено вступать в различные политические партии, и многие являются членами консервативной, или лейбористской, или либеральной партии. Некоторые священнослужители — члены Коммунистической партии Великобритании; они своей общественно-политической деятельностью объективно вносят определенный вклад в борьбу прогрессивных сил страны.
Учитывая общее настроение народных масс, ряд священников выступают против расизма, социальной несправедливости, принимают активное участие в борьбе за мир. Епископ Джон Робинсон, например, демонстративно покинул лейбористскую партию в знак несогласия с некоторыми аспектами ее социальной политики и вступил в партию либералов. Некоторые священнослужители резко выступили против расизма в Южной Африке. В течение более чем двух десятилетий целый ряд англиканских священников выражают протест против политики апартеида, проводимой расистским режимом. Первым в этом ряду стоит пастор Тревор Хаддлстон, ныне епископ Степни в Англии. В 1955 г. правительство Южной Африки выдворило его из страны. Затем в 1960 г. из Южной Африки был изгнан епископ А. Ривс, резко выступавший с критикой правительства по поводу массового расстрела местных жителей в Шарпвиле. В 1971 г. англиканский декан Иоганнесбурга Г. Френч-Бейтаг был. осужден на пять лет тюремного заключения и впоследствии условно освобожден.
Однако выступления этих и других священников никогда не находили поддержку у руководителей церкви. Биограф бывшего архиепископа Кейптауна Дж. Клейтона, касаясь борьбы Хаддлстона в 1955 г., вопреки своей воле показывает, насколько одинок он был в этой борьбе и как иерархи — Клейтон, а также архиепископ Кентерберийский, который в это время посетил Южную Африку, выражали свое недовольство деятельностью Хаддлстона[40].
Подобные выступления имеют более или менее частный, локальный характер и существенно не влияют на основные направления социально-политической мысли церкви, которая является апологетом существующего порядка, способствует продлению господства буржуазии.
Кому на самом деле служит социально-политическая деятельность Церкви Англии, лучше всего проиллюстрировать двумя примерами. Один из области теории, другой — из практической деятельности церкви.
Надо сказать, что современная социальная теория не только англиканства, но и христианства в целом критически относится к прошлым упущениям церкви. Позиция, которая в сжатой форме выражается латинской формулой mea culpa — «моя вина», служит исходным пунктом почти для всех современных социальных концепций церкви. При помощи этой формулы церковные деятели многих конфессий с ранее не присущим им рвением подвергают критике свою собственную теорию и практику не столь уж далекого прошлого. «Раскаяние» идеологов англиканства в этом хоре звучит особенно выразительно. Этим приемом церковь хочет показать обществу свою «трезвость» и «объективность» при анализе прошлых исторических событий и свое «мужество» в признании собственной вины, что должно гарантировать, по их мнению, недопущение подобных «ошибок» в будущем.
Одним из первых среди англиканских идеологов, заговоривших в послевоенный период о «прошлых упущениях церкви», явился епископ Шеффилдский Хантер. Возглавляя епархию, которая находится в рабочем районе, он, как никто другой из его коллег, чувствовал враждебность и индифферентность рабочего класса по отношению к государственной религии. «Нам приходится расплачиваться трагическим образом за то, что церковь не сумела воплотить в собственной жизни царство божие и не оставалась верной своему учению применительно к социальной и политической жизни. Вполне возможно, что нам придется расплачиваться за это еще на протяжении длительного времени»[41].
Касаясь исторических событий, епископ с готовностью признает, что, несомненно, «первое столетие индустриального развития явилось действительно ужасной страницей в нашей социальной истории… В этот период церкви были полны, но церковь… не подняла своего голоса в осуждение эксплуатации»[42].
Все это, конечно, хорошо, хотя можно заметить, что вся «вина» церкви, которая сейчас столь «мужественно» признается, уже давно была подмечена и доказана атеистами и всеми прогрессивными мыслителями. Кроме того, при анализе новых концепций, выдвигаемых церковными теоретиками на фоне самокритичного подхода, обнаруживается, что должного контраста между старой и новой позицией церкви нет: новые теории оказываются лишь видоизмененными вариантами старых.
В плане теоретическом англиканская социальная доктрина вполне вписывается в общую современную буржуазную социологическую апологетику капитализма, которая пользуется такими понятиями, как «общество всеобщего благоденствия», «индустриальное общество», «смешанная экономика» и др.
Характерным примером анализа подобной христианско-социологической концепции могут послужить работы Д. Манби — экономиста, одного из ведущих теоретиков-социологов не только англиканства, но и других видов протестантизма.
В унисон с другими современными буржуазными социологами Д. Манби отмечает те новые черты, или, его словами, «мутации», капитализма, вследствие которых капитализм якобы перестал быть самим собой, переродился в иной, лучший общественный строй.
«Мир laisser-faire умер, если он вообще когда-либо существовал», — заявляет Манби, имея в виду под laisser-faire не что иное, как тот капитализм
