него легата Андруса. Может, если мне повезет, и этого постигнет та же судьба. Но здесь не было Гидеона, чтобы пронзить этого человека клинком, и поэтому он спокойно стоял, щурился, прикрывая глаза ладонью от солнца. Единственное различие между ним и легатом Андрусом заключалось в том, что у этого был плащ с синим кантом, а у Андруса чисто зеленый, и я не могла понять, означает это, что он выше по званию или ниже.
Собравшись с силами, легат зашагал по раскисшей земле в мою сторону, и я пожалела, что у церкви нет двери, которую можно захлопнуть перед его носом. Вместо этого я подумала о Клинках – Рофет и Тефе э’Беджути, Хармаре и Джире эн’Охт, Птахе эн’Инжите и Ошаре э’Торине – и еще сильнее стиснула за спиной руки.
– Ваше святейшество, – сказал этот тип. – Вы здорова?
– Да, здорова, благодарю вы, – ответила я, поддержав его издевательство над моим языком.
Когда я сюда прибыла, он уже владел основами левантийского, которые, несомненно, получил от Гидеона и его переводчиков, так же как Андрус и секретарь Аурус.
– Хорошо. Э‑э‑э, внутрь? Благословение на день?
Я шагнула назад, чтобы он мог войти. Многие приходили ко мне за благословением раз в день или каждые несколько дней, и, хотя забавно быть язычницей и вещать в пустоту какую-то ерунду, я все же ненавидела оставаться с ними наедине. Одеяние, маска и титул ощущались почти как привычные доспехи. Не считая атрибутов религии, я все тот же варвар, которого можно топтать.
Легат вошел, натащив с собой грязи. Не дожидаясь приглашения, опустился на колени у моих ног и преклонил голову, в его редких волосах цвет песка смешивался с сединой.
Я слегка коснулась рукой его головы и пробормотала молитву, которую заучила, не понимая смысла. Ее постоянно повторял Лео, и только это давало мне уверенность, что я не несу полную чушь.
Легат стоял на коленях, пока я не произнесла всю молитву, которая теперь казалась короче. Я бормотала ее не раздумывая и могла сосредоточиться на чем-то другом, например, на плеши на голове легата. И на крике вернувшегося разведчика. От крика легат дернулся, но вместо того, чтобы отпустить его, я с мелочным удовольствием затянула благословение до мучительной монотонности. Он осел, сгорбился под моей рукой. Мог ведь прервать меня и уйти, мог сказать, что торопится, но не сделал этого. Я достаточно быстро поняла, как важны для этих людей именно внешние проявления веры. Внешнее в их религии имело больший приоритет, чем настоящая вера.
Наконец я больше не могла растягивать благословение и убрала с его головы руку, борясь с желанием вытереть ее о свою мантию. Легат пробормотал краткую молитву, поклонился так, что жидкие волосы шаркнули по моим ногам, и поднялся с колен.
– Да найдешь ты верный путь к исполнению правых дел, – произнесла я, зная, что он не поймет, но мне нужно было добавить к молитве мою отчаянную просьбу к богам, собственную мольбу.
Его лицо напряглось от попытки сосредоточиться, но я лишь на миг успела пожалеть, что высказалась. Он кивнул.
– Постараюсь, – сказал он и направился к двери.
Остаток дня прошел так же, как и все предыдущие. Чилтейцы приходили в церковь за благословением или приближались ко мне, когда я выбиралась размять ноги.
– Ваше святейшество, – произносили они, и мне приходилось подавлять неотступное желание крикнуть, что я не настоящий священник и не святейшество. Я левантийка, женщина и совершенно не соответствую догмам их религии. Я даже не верю в их бога. Но, казалось, это не имеет значения. Я ходила по лагерю, оставаясь неприкасаемой, несмотря на судьбу, которую уготовал мне Лео.
Когда солнце начало опускаться, завершая мой очередной бессмысленный день на службе у чудовища, навалилась тоска. Я задумалась о том, где сейчас могла бы быть, об ином выборе вместо сделанного, и пришлось напомнить себе, что Дишива э’Яровен никогда не поступит иначе, если ее народ в опасности. Это не помогло почувствовать себя лучше.
В пустой глазнице свербило. Оставшийся глаз устал. Я сама устала до самых глубин души и представляла, как лежу на теплой циновке, рядом Ясс, а поблизости потрескивает костер, и не нужно ничего делать, только существовать. Нет больше обязанностей. Нет гложущего чувства вины. Есть только тишина и блаженство. Не сразу я поняла, что гурта в моих грезах нет. Мы были только вдвоем, и я не знала, как к этому отнестись.
– Тебе дай волю, и ты даже грезы испортишь заумными вопросами, – пробормотала я, глядя, как солнце опускается за стены лагеря.
В угасающем свете по лагерю прошагала группа военачальников. Они направлялись в командный шатер. Похоже, совещания там проводились почти каждый вечер – единственное время, когда я чувствовала, что Лео меня не достанет.
Один за другим в командный шатер, большой и просторный, стоявший почти в центре лагеря, тянулись все, облеченные какой-либо властью. Я не увидела среди них Лео, но он не остался в своем шатре, поэтому я медленно выдохнула и начала считать. Сто двадцать две тягучих секунды – произвольное число, которое почему-то казалось достаточно безопасным.
Сто двадцать две секунды после того, как самый последний коммандер скрылся в командном шатре. Я сделала шаг от дверного проема церкви. Солнце скрылось за горизонтом, прохладный ветер раздувал мантию. Церемониальное облачение иеромонаха совсем не согревало на холоде, хотя и было надето поверх рубахи.
Укутавшись поплотнее в мантию, я быстро шла, несмотря на неверный свет. Я знала дорогу и много раз ходила этим путем.
Вид полуразвалившейся хижины, ютившейся в тени у загонов для лошадей и уборных, всегда наводил на меня ужас. А вдруг кто-то из них заболел? Или умер? А если я не найду способа их спасти?
Два солдата, стоявшие на карауле, следили за моим приближением и кивнули, пробормотав «ваше святейшество», когда я оказалась рядом. Лишь раз я попыталась войти, но противоречие между почтением ко мне и приказами вогнало их в такой ступор, что пришлось вызвать Лео. Поэтому, чтобы не рисковать, я обошла хижину и, скрывшись из вида, прислонилась к шаткой стене. Теперь, когда передо мной был только лошадиный загон и ледяной ветер пробирал до кончиков пальцев, я откашлялась.
– Как вы сегодня?
За шорохом с другой стороны стены последовало мгновение тишины, потом хриплый голос ответил:
– Лучше некуда, капитан.
Еще кто-то что-то пробормотал, я не разобрала, послышался сдавленный смех. Угрюмое веселье на краю выживания, но все же таким облегчением было это услышать.
– Еда?
– Все как всегда, капитан, – отозвался Ошар, по голосу я
