Сквозняк через замочную скважину
Глава 1
Кое-что из моей головы. Чуть-чуть белиберды. Немного чуши, столько же и чепухи. Ни грамма здесь абстракции, лишь соль – соленого глоточек моря слез в наперстке крошечном. Она сидит и плачет, вот глупая… а я вокруг нее все вьюсь с наперстком. Наполняю его и снова пью. Соль.
Соль убивает почву. Я слышал от одного бездельника. Или от двух. Где два бездельника, там три. Я счет люблю. И в маленьком портфеле с собой его ношу. Туда-сюда. Домой, из дома. Бездельники, как корнеплоды, нет, как овощи. Сидят по кадкам с умным видом, читают газетенки.
А я полью их из наперстка, чтоб отсырели все их корни. Чтоб почва стала непригодной для газетенок чтения и умных видов. Черт!
Нельзя подглядывать, иначе в глаз соринка попадет. Острее острого. Острее острого. Острее острого! Да хватит здесь острить, перчить, солить, и так невнятный вкус.
Проклятый овощ с умным видом! В горшке стоит. На окне. Моем? Нет, не моем. Ее. Кого? Ну, ее же. Той с землетрясеньем, потрясеньем, сотрясеньем. Ну, той. Ты что, забыл?
Ну той, что плачет. Солью.
Я здесь, ты нет! (закрывая глаза) Тебя здесь нет. Нет. Тебя. Здесь. Я здесь одиииииин. Совсем одииииин!
Я предпочел бы, разумеется сыграть в игру. Во что? В игру. Ну в ту. Игру, которая милей тебе всего. Да! В прятки! Я закрываю глаз, второй. И счет я начинаю. А ты идешь отсюда вон. Пошла ты прочь из головы! Прочь! Прочь! Пусть сгложет тебя ночь. Клыки вонзит в твои эти бархатные плечи, в кисти – «изящные и бла-бла-бла», а месяц – кривой нож – пусть хватит вдруг тебя. Поверь мне, лучше будет. Играем в прятки, да?
Закрывая глаза и начиная считать:
А, Б, В, Г, ты все еще сидишь здесь? Можно тебя пнуть? Ну, пожалуйста. Уйди. Прочь из моей головы!
Ну ладно, хватит игр. Так может драка? Как тогда? Когда я тебя бил, а ты брыкалась? И крики людей на улице. Когда я взял и стукнул со всей силы лицом своим твою карету. И коня. И конюха. И колесо запуталось в руке. Или рука в колесе? Черт. Велела: едем дальше, мимо окровавленной лужи со стонущим в ней мной. Нет, не мной. Тобой. Ведь ты была в той луже. Без конюхов, карет и драк. Короткий стон и все. И лужа.
Ты перестанешь плакать? Вас было трое. Ну и дядя. Но дядю в счет никто уж не берет. Там были: ты, он и он. Они вдруг стали минус ты, и минус он. Остался он. Один. Вдруг. И холодно на сквозняке. Кхе-кхе.
Мне плохо, доктор. Болен, каюсь. Пилюлю-две, и я бегу опять. Дела… Мне бы окно заколотить, ножи все в доме затупить и воском жидким скважину замочную залить, чтобы не дуло.
Ты плачешь? Или просто вдруг прикидываешься? И в чем же философия твоя? В том ветре, что через замочную скважину решил задуть мне в глаз?
Скажи мне, в чем твоя игра? Я двадцать лет играю. Играл бы столько же, но вот беда: мой дядя подписал бумаги.
Да хватит плакать, чтоб тебя! Уже мне даже не смешно! Нисколько! Или нет, смешно: Ха-ха. Нет, все же не смешно. Уныло, зябко, сыро. Мне больше нравится бродить, чем стул. Ну, не люблю я стул. Сидишь, как овощ с умным видом. Считаешь: раз, два, три. И пишешь: «раз, два, три» в тетрадь. Тетрадь в линейку. Ползет линейка вверх, ползет линейка вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, и вот те клетка…
Ну и сиди, и плачь себе! Не буду умолять. Парадной дверь – хлоп за спиной. По-прежнему ревешь? Дождь все идет… проклятый дождь. Ступени: раз, два, три. Прости, привычка. Быть счетоводом не так уж плохо: ты выплакала три наперстка и еще примерно полведра. Соленая какая! Слезливая! Хотя, наверное, твой просто глаз вдруг зачесался. Тут есть одно у них лекарство от глазной чесотки. Слыхал, работает мгновенно. Не плачь… прошу.
Наперсток так тяжел. Я все несу в нем слезы. Или вернее их остатки. Расплескивая. И что же будет, что случится и произойдет, когда я расплещу из него все? Пальцы болят. Нести. Хватит. Держать. Или вернее содержать. Дядя сказал: устал. Непоправимо далеко, ушел давно, надежды нет. Привет.
А ты все плачешь. Горьки сожаленья. Или мне думать хочется, что так уж горьки. Не знаю. Ну, прости, прости меня. Ты хочешь, чтоб я на колени встал?! Да никогда! Я не умею ползать. Мне сломали спину… дважды или трижды… Но не согнули. Я рожден стоячим. Тебе меня ни в век не сокрушить и с ног не сбить. Ну ладно, только если просишь. Вот я стою перед тобой здесь на коленях. Ну, ладно. Ты простишь меня уже?
Орбита… и планета. Круглая, как глаз. Я не люблю приборы со стеклами. Бинокли, трубы, телескопы. Сидишь и смотришь в телескоп, играя в прятки, пока крыса-крысюка грызет тебе твои розовые пятки.
И вся вина моя… вина… да. Что-то в горле пересохло. Еще глоток… Но любопытство не порок. Черт! Не порок. Но за него – урок! Урок! И точно в срок. Как в школе. Глупишь – тебя по пальцам бьют. Считаешь плохо – бьют по голове. Как же здесь шумно! Черт!
Любопытный был этаж. Прости меня за тот этаж.
А доктор как-то слишком фамильярен. Он бьет меня по голове ланцетом. Я не люблю такую фамильярность. Как будто я ему сказал, быть может, что-то важное, а он меня решил отблагодарить. Черт! Руки прочь! Не возбужден я!
Рубильник перемкнуло. И фонарь мяукнул, а кот мигнул. Я что-то ничего не понимаю. Ты так красива в гневе и холодной ярости. Не плачь. Ну, или плачь. Как хочешь! Подумаешь, и не таких видали!
Молоток и гвоздь. Я не люблю картины вешать. И почему я должен брать и вешать вдруг картины?! Я занят! Я думаю о маятнике. И маятник не
