ударю отца сковородкой, ведь убить можно?
Аня перевернулась на спину. Стала разглядывать фосфорные звездочки. Они уже едва светили: три огромные, семь среднечков и три совсем малепусенькие.
«…и того, чертова дюжина», — сосчитала она.
Завтра рано вставать. Нужно будет домой зайти переодеть детей. Вадика увести в садик, Арину отправить в школу. Хоть на парах спокойно отсидеть получится, не дергаясь, как там брат с сестрой одни дома.
Обычно Аня строго настрого наказывала детям после школы и садика быстро заходить в свою комнату, закрываться на шпингалет и открывать только ей. Но теперь задвижка выворочена. Нужно утром попытаться вкрутить обратно, но если отец смог вырвать её один раз, то сможет и еще.
Как она завтра воспитательнице объяснит синяк? Они и так за садик задолжали. Рината Валерьевна уже не маскирует неприязнь к Ане. И все бы ничего, но воспитательница срывает злость на Вадике.
Сколько там время? Через три часа уже вставать.
Аня лежала, стараясь не крутиться, чтобы не разбудить бабу Люсю и детей. Когда лежать стало совсем невмоготу, поднялась и тихонько прошла в ванную. Она видела на полочке многоразовый бритвенный станок — то, что нужно. Аня раскрутила его и освободила лезвие. Села на ванну и подняла ночную рубашку, которую дала ей баба Люся. Обнажила бедро. Белыми полосками на белой коже показались знакомые шрамы.
Аня понимала, что это плохо, что она уже взрослая для такой ерунды, но ничего не могла с собой поделать, только так получалось справиться с тревогой. Она провела лезвием по ноге, кожу защипало, проступили первые капельки крови.
Аня смотрела, как кровь тонким браслетом обнимает ногу. Вместе с кровью, она выпускала часть своих бед, страхов и боли.
Стало легче.
Промыла ногу, нашла аптечку и заклеила порезы пластырем. Осмотрела ванну, чтобы не оставить следов, закрутила станок и пошла обратно в комнату. Дети и баба Люся мирно посапывали.
Аня легла, укрылась одеялом. Надо уснуть.
Она перевернулась на бок, поджала ноги и забылась тревожной дремотой.
Не успела закрыть глаза, как ее старенький кнопочный телефон сообщил, что пора вставать.
***
Свет ударил через сон. Кто-то открыл жалюзи, и дневное солнце проникло в комнату. Илья застонал, открыл глаза. Над ним нависало испуганное лицо матери.
— Илья! Проснись! Вставай скорей! — встревожено повторяла она.
— Что опять от меня нужно? — щурясь на свет, спросил Илья.
— Там тебя из полиции спрашивают! Что ты сделал?! — в голосе матери послышались истерические нотки.
— Nothing, — вставая с кровати, буркнул Илья под нос.
— Я спрашиваю, отвечай мне сейчас же, что ты сделал?! По-человечески, а не на своем тарабарском! — схватив его за грудки пижамы, выдохнула она.
— Ничего я не сделал. Убери руки, please, ты затрудняешь мои способности к передвижению… — монотонно отрезал он.
— Если ты что-то сделал, ты сядешь, я тебя отмазывать не буду! — с ненавистью крикнула мать и сделала несколько шагов в сторону, пропуская его.
— Ок, — вздохнул Илья, мельком глянув в зеркало, и, поправив волосы, вышел из комнаты. Не спеша спустился вниз.
Мать последовала за ним.
В гостиной мялся мужчина в форме. На вид лет сорок, среднего роста, полноватый. Лицо выглядело так, будто все черты стерли ластиком. Приплюснутый нос в порах, маленькие, хотя и цепкие глазки, создавали поразительный эффект совершенной обезличенности. Можно смотреть на такое лицо хоть весь день, а утром — ни за какие деньги не вспомнить.
— Здравствуйте. Майор Птичкин Пётр Алексеевич, — показывая документы, представился следователь на удивление приятным мягким голосом. — Вы Илья Михайлович Лакунин.
— Да, это я.
Илья сел в кресло и кивнул следователю, приглашая сесть и его.
— У меня к вам пара вопросов по делу Лилии Карасевой, — следователь покосился на белый кожаный диван и так и остался стоять. — Мы опрашиваем свидетелей. Хотя картина уже совершенно ясная, для отчета нужно собрать материал.
— Лиличка? А что с ней? — удивилась женщина.
— Вчера утром в районе четырех утра девушку нашли мертвой. Дело очевидное — передоз. Но для порядка мы опрашиваем свидетелей. Ваш сын по свидетельствам очевидцев один из последних, кто с ней контактировал.
— Лиличка… — губы женщины побелели. — Только не её… — она заплакала, — какая хорошая светлая девочка была и любила тебя… — Только не ее…
— О чем это вы, Мария Анатольевна? — насторожился следователь, пристально разглядывая женщину.
Вместо ответа она повернулась к сыну и наотмашь ударила его по лицу. Рука, хлестанув по щеке, зацепила губу, та лопнула, потекла кровь. Однако Илья даже ухом не повел, равнодушно пожал плечами.
— Хватит устраивать спектакль, — попросил мать Илья.
— Ты ее убил, эту девочку! Я знаю! А еще Вову и Колю! Их смерти — тоже на тебе! Они были твоими друзьями. Хотя, нет! У тебя никогда не было друзей! Ты не способен иметь друзей! Ты и меня убиваешь! Я тоже умру!..
— Совершенно необоснованные обвинения. Вова покончил жизнь самоубийством, а Николай умер от передозировки. И — да, друзьями мы не были. Я не имею к этому никакого отношения. Думаю, тебе следует отдохнуть, мама, — вытирая платком губу, вкрадчиво произнес Илья.
Он исподтишка наблюдал за реакцией следователя, который в свою очередь пристально следил за реакцией Ильи. Взгляды их встретились. Стало ясно, что расслабленное состояние мента сменилось на подозрительное.
— И вы с этим ничего не сделаете! — не обращая внимания на сына, истерично засмеялась женщина. Она вцепилась в руку следователя и заглянула ему в глаза. — Он… Он не человек даже, я не верю, что это мой сын… — она отпустила Птичкина и побрела наверх, всхлипывая и бессвязно бормоча. — Он не мой сын, я не могла…
— Как вы заметили, мать у меня не в себе. Ей требуются покой и отдых, поэтому давайте закончим с этим побыстрей.
— Возможно, стоит вызвать женщине скорую, если она не в себе? — обеспокоенно заметил майор.
— Камон, от истерик еще никто не умирал. Насчет вчерашнего я, рили, в ту ночь проводил время с Лилией Карасевой, мы потанцевали, потом у нас была близость, а потом я ушел, было около четырех утра.
— Ясно, — сухо хмыкнул следователь. — То есть не отрицаете, что вы последний, кто видел её живой?
— Не знаю, когда я ушел, она была жива, — пожал плечами Илья.
— Вам её не жаль? — сузил и без того маленькие глазки мужчина уже с откровенной неприязнью вцепившись взглядом в Илью.
— А это как-то относится к делу?
— Судя по моей практике, это как раз больше всего относится к делу. У девушки в результате принятого наркотического средства случился инфаркт. Сейчас я не исключаю возможности, что кто-то намеренно вынудил девушку принять
