кожи, стал зашивать рассеченный лоб.
Закончив, Илья критически осмотрел свою работу: стежки были безупречно-ровными. Не зря ему прочили большую карьеру хирурга.
Он удовлетворенно кивнул и пошел в спальню отсыпаться.
***
Сидеть на кухонной табуретке, покрытой вязаным ковриком, было тепло и спокойно.
На плите посвистывал чайник.
После ванны на мокрые волосы им накрутили полотенца, от чего все трое выглядели как арабские султанчики из сказок про Али-Бабу.
Баба Люся накормила жареной картошкой с салом и лучком, напоила вкусным травяным чаем.
Вадик уснул прямо за столом, мило свесившись на стуле.
Пошли стелить постели.
Баба Люся показала, где взять белье. Аня с тревогой, шепотом, призналась, что Вадик по ночам не держит мочу.
— Да не волнуйся ты так, деточка, у меня там где-то с дачной теплицы остатки полиэтилена лежали, постелите, и делов-то.
Баб Люся взяла полотенце и пошла в душ.
Аня подставила стул и достала с антресолей чистое постельное бельё и полиэтилен, передав все в протянутые руки Арины, спустилась со стула.
— Странная бабуська, — тихо хихикнула Арина.
— Не странная, а добрая. Она нам очень помогла.
— Да! А картофан-то какой вкусный с салом!
— Стели простыни, а я беру на себя пододеяльники, — улыбнулась Аня.
Как всегда заправить с первого раза у Ани не получилось, ей пришлось до половины залезть в прорезь, чтобы изнутри разровнять непослушное одеяло.
Ане вспомнились мамины пододеяльники с правильными дырками посередине и особенным запахом.
Арина, глядя на Аню, хихикала.
— Неумеха!
— Как ты смеешь смеяться надо мной, маленькая девочка?! Проси пощады! — замогильным голосом протянула Аня, раскинув руки на ширину пододеяльника и изображая приведение.
— Ни за что, я уже большая! — гордо вздернув подбородок, возразила Арина.
— Ах, так!
Аня прыгнула на Арину, повалив на матрас, и стала щекотать её. Девочка задыхалась от смеха, но пощады не просила.
— За твою стойкость, так и быть, пощажу тебя! — первой сдалась Аня, отпуская Арину.
Кое-как выправив одеяло, растрепанная и раскрасневшаяся Аня вылезла наружу.
— У тебя все волосы в перьях, — снова прыснула Арина.
— Это потому что я ангел, — нарочито зазнайским тоном парировала Аня.
— Да, наш ангел! — не стала возражать Арина.
— Те девочки в школе по-прежнему тебя обижают? — невзначай, будто между прочим, спросила Аня, вытаскивая из волос белые перышки и складывая к себе в ладошку.
— Нет, я теперь невидимка, — вздохнула Арина, сразу поникнув и съежившись.
— Я тоже была невидимкой, — покачала головой Аня и накидала на волосы Арины вытащенные перья. Та заулыбалась и изобразила руками крылышки. — И знаешь что? — Аня, хитро глянула на сестру. — У невидимок есть своя супер сила.
— Какая, например? — иронично спросила Арина.
— Их никто не видит, а они — они видят всех, — подмигнула Аня. — Давай ложись.
Арина быстро легла. Аня, взмахнув одеялом, накрыла Арину с головой. Присев, убрала одеяло с лица девочки, чмокнула её в щеку и пожелала спокойной ночи.
— И тебе, — уже сонно пробормотала Арина.
Аня пошла на кухню и, осторожно взяла Вадика на руки. Отметила, каким он стал тяжелым.
Стараясь не потревожить его сон, присела и положила Вадика на матрас. Он что-то забормотал в полусне, она прикрыла его одеялом.
— Спи, Вадик, — поцеловала брата в щеку Аня, пригладив его ершистые, еще влажные после ванны волосы. Всколыхнулась щемящая нежность, а за нежностью вздох, что нужно выкроить время и подстричь опять уже слишком отросшие волосы.
Аня погасила свет, остались гореть только аппликации зеленых фосфорных звездочек на потолке В их призрачном свете она сидела и задумчиво смотрела, как мирно и сладко спали дети, будто и не бегали весь вечер от разъяренного отца.
Аня поражалась, как спокойно и привычно реагируют Вадик с Ариной на те ужасы, которые им приходится переживать. Для них это все стало обыденностью.
Аню по этому поводу терзали сомнения, вдруг она делает что-то неправильно? Вдруг она ошибается, и это так искалечит детей, что они выберут тот же жизненный сценарий, что и родители? Может быть, для ребят детский дом стал бы лучшим приютом и, самое главное, более безопасным, а Аня поступает, как эгоистка не в силах отпустить их от себя?
Может и так. Но сегодня думать об этом и мучиться, у нее не осталось сил.
Из ванной вышла баба Люся. Аня прошла с ней на кухню.
Просидели полночи: пили чай, разговаривали.
Баба Люся вязала носок и рассказывала о своей жизни. Аню вопросами особо не донимала, но незаметно для самой Ани, все о ней выведала.
Обычно замкнутая, неразговорчивая, Аня раскрылась. Ей захотелось довериться поделиться, хотя бы с кем-нибудь.
— Ты, милая, знай: когда видишь у отца глаза мутные, серые и буянить он с минуты на минуту хотит, — тихо наставляла бабушка, — ты, значит, на этот случай заначку держи и подлей ему в рюмочку еще водочки. Он и уснет у тебя за милу душу.
— А хуже не будет? — спрашивала Аня.
— За папку не боись, выпивохи — они живучие. Я от своего разве что в другой город с сынишкой убежать смогла. Как одумалась что, то — не жизнь, так и убежала. А он до сих пор живехонек и до сих пор с бутылочкой не расстается.
— А где ваш сын?
— Сынок военным служит. В другой город его распределили. Я и внучика своего видела-то один только разочек. Одна совсем. Так что забегайте, коль нужда будет. А деток никуда сдавать и не думай, любят они тебя, а любовь ничем не заменишь.
Так они и сидели: две женщины, разделенные годами. У одной все впереди, у другой все в прошлом. Но толстая нить схожего жизненного опыта связывала их взаимопониманием.
Наконец легли. Сон к Ане не шел, хотя и вымоталась, хотя и спать хотелось, а сон не шел. Все вспоминала лицо Вадика, который сегодня серьезно так сказал отцу: «Когда вырасту, я тебя убью». Четко так сказал, не споткнулся ни на одном слове, и от этого они прозвучали еще более жутко.
Аня перевернулась на другой бок.
Прежде отец Вадика не трогал, а теперь и до него руки дошли. Что же теперь делать?
Перевернулась на другой бок.
— Чего вошкаешься, поди жестко на голом полу? Могла бы хоть одно одеялко себе подстелить, а то все деткам отдала, горемычная.
— Да, просто думаю, что мне делать?
— На силу нужно отвечать силой, милая.
— Что это значит?
— А ты держи под рукой сковороду, — зевая, посоветовала баба Люся, — и покажи, что в случае чего не побоишься в ход ее пустить.
— Я дома почти совсем не бываю, да и как же я
