class="p1">Хелена непонимающе смотрела ему вслед, как-то мечтательно улыбаясь. Она прикоснулась к запястью, к плечу… Казалось, что она всё ещё чувствовала его руки, немного грубые прикосновения. Она жалела, что он ушёл. В нём было что-то притягательное, моментально зацепившее, очаровавшее. Он был выше неё, сильнее, его взгляд изучал её. Возможно, лишь оттого что Филипп не мог понять, кто она вообще такая, но Хелена об этом не думала. Больше ей нравилось вспоминать его широкие плечи, зелёные глаза, кажущиеся такими умными и серьёзными. Наверно, с ним о многом можно было поговорить. Наверно, было бы мило посидеть рядом на подоконнике, подслушивая то, что им нельзя было слышать. Наверно, они бы неплохо смотрелись вместе. Наверно… Если бы он не ушёл.
Вдруг в тайном коридоре с грохотом открылась дверь, послышались шаги, возмущённые голоса. Хелена вздрогнула и шмыгнула в укрытие Филиппа за шторой.
6
Впервые в жизни Эдвард ненавидел замок. Ему претило всё, в нём происходящее. Как только спала дымка праздников, так тщательно удерживаемая мадам Керрелл и её слугами, вернулось то, от чего Эдвард устал за лето, — политика. Уехали дамы, увезли с собой дочерей и сыновей, а с ними пропала и последняя мишура. Вернулось уныние, пришли серьёзность и серость. И уходить они не собирались.
«Можно я уеду?» — спрашивал Эдвард, но, взяв сына за руку, Агнесс Керрелл с глазами, полными беспокойства, качала головой, и всё, что ему оставалось: надеяться, что не зря.
Но шли дни. Пробегали мимо неделя, вторая. Кончились домашние задания, кончились способы уговорить Филиппа подраться на мечах. Приближался день рождения Эдварда, но казалось, что об этом никто не помнил. И Эдвард злился. Тихо, молча, стискивая зубы и меча во всех грозные взгляды. Это не прогоняло тоску, повисшую в каждом углу замка, но он не мог успокоиться. Так было нечестно.
Когда оставалось два дня, а замок ничуть не приблизился к тому торжественному убранству, как перед днём рождения Филиппа, Эдвард решил, что так дальше продолжаться не может. Ему нужно было знать — и знать правду. Мать он спрашивать побоялся. Филипп бы не сказал. И тогда Эдвард вызвал единственного человека, который мог ему сказать всё прямо, стоило только попросить.
Вытянутое лицо Джона сформировалось из множества искр, вылетевших из синерниста.
— Ну привет, Керрелл. Ты не вовремя.
В подтверждение сказанному Джонатан начал расчёсывать длинные светлые волосы, глядя поверх камеры.
— Я тоже рад тебя видеть, — закатил глаза Эдвард.
— Вижу. Так что тебе? — Джон встал, и теперь только его обнажённая спина мелькала на фоне комнаты.
— Сядь и послушай, в конце концов! — вскричал Эдвард.
— Не горячись.
Когда Джон вернулся на место, застёгивая рубашку, Эдвард продолжил:
— Я хочу спросить тебя и жду ответ абсолютно честный. — Он выпрямился и скрестил руки на груди. — Без каких-либо увиливаний.
— Ты сегодня слишком серьёзный, — подметил Джонатан, наконец глядя на друга. — Что-то не так?
— Что насчёт моего дня рождения?
Эдвард уловил на лице Джона смятение и секундную борьбу.
— Мы приглашений не получали, — признался он. — Я думал, что это по какому-то поводу. Может, что-то планировалось… Со мной это не обсуждают.
Лицо Эдварда вытянулось в изумлении, а через мгновение он скривился в горькой усмешке.
— То есть не будет никакого праздника… — Он покачал головой и подпёр щёку кулаком. — Ну конечно. Кому вообще есть до этого дело?
Ненадолго повисла тишина. Джонатан чувствовал неловкость, но вместо того, чтобы что-то говорить, морщился и застёгивал вышитый искрами жилет. Эдвард смотрел в окно на серое скучное небо. Вдруг его глаза расширились, брови взлетели, появилось задумчиво-восторженное выражение. Он резко обернулся к голограмме Джонатана.
— Ты занят?
— Разве незанятой человек будет так одеваться? — Он демонстративно дёрнул лацканы и указал на только что приколотую золотую брошь-ящерицу, украшенную россыпью бриллиантов, топазов, сапфиров. — Сегодня ночью у меня есть несколько очень важных дел.
— А завтра?
— Что ты хочешь? — Бровь Джона подозрительно изогнулась, уголки губ приподнялись.
— Ты ещё осенью говорил, что у тебя какие-то планы, в которых я могу поучаствовать. Если они не кончились, я полностью в твоём распоряжении.
— Вы меня приятно удивляете, ваше высочество. — Джонатан одобрительно закивал. — Сегодня я действительно занят, но завтра готов занять ещё и тебя. Увидимся завтра ближе к вечеру. Надеюсь, ты не умрёшь от скуки.
Джон отсалютовал и выключился. Искры медленно опали на стол. Эдвард откинулся на спинку дивана и мученически взвыл, запрокинув голову к потолку.
* * *
Когда на следующий день ничего не изменилось, ни одной кареты не прибыло к парадной лестнице замка, не телепортировалось ни одного гостя — пусть даже приглашённого только ради переговоров с отцом, — Эдвард на полном серьёзе начал собирать небольшой чемодан самых необходимых, по его мнению, вещей. Собирал он его сам, втайне даже от слуг, которые могли доложить матери. На дно тут же полетел кошелёк с деньгами, которых хватило бы на месяц проживания в лучшем отеле Мидланда, а эта страна считалась самой дорогой на восточной половине материка. Если придётся, решил Эдвард, он может истратить всё за сутки! Раз уж никто не собирался устраивать ему нормальный праздник, он сделает это сам. С помощью Джонатана.
Кошелёк накрыли ночная рубашка, сменный парадный костюм, туфли к нему и костюм попроще. На всякий случай. Рядом с чемоданом легли ножны с огненным мечом — его никак нельзя было оставить дома.
— Что мы вообще обычно берём, когда едем куда-то на пару дней? — спросил Эдвард у пустой комнаты и осмотрелся, уперев руки в бока.
Взгляд упал на валяющийся в углу дивана небольшой оранжевый мячик. «Не убрали», — цыкнул Эдвард, но раздражение быстро прошло. Он схватил игрушку и выбежал из комнаты, кинув проходящей мимо служанке, что неплохо было бы ещё раз прибрать.
* * *
— Фил? Фи-ил? — Эдвард бросал мяч в дверь кабинета брата. Удары сопровождались стуком деревянных створок друг о друга, клацаньем закрытого засова и звонким «шлёп», когда мяч прилетал обратно в руки.
— Эдвард! — взрычал Филипп. — Прекрати!
— Открой дверь!
Ещё один удар.
— Уйди!
— Открой! — крикнул Эдвард и метнул мяч ещё сильнее.
Тот отскочил от двери, пролетел до противоположной стены и, отпрыгнув оттуда, ударил Эдварда в лоб. Он от злости бросил мяч в пол, за что получил от обиженной игрушки ещё и в грудь.
— Филипп! — вскричал Эдвард. — Выйди! Будь у меня с собой меч, я бы разрубил эту гадскую дверь!
Послышался рык, шаги — и дверь распахнулась, едва не впечатавшись ручкой
