было конца. Сел, не успев передохнуть, и начал развязывать рюкзак. Вытащили баночку, все в восторге и в предвкушении. Такого наши раньше никогда не видели, ясно, что съедобное, но никто не знает, что это и какого вкуса оно.
Пошли позвать соседа, сельского учителя, чтобы открыть банку, не разбивая. Учитель тогда в селе был в особом почёте. Он пришёл, взял баночку, открыл ножом крышку и вытащил оттуда что-то похожее на яблоко.
— Ну, ребятки, щас посмотрим, что за фрукт привёз нам Исмаил, — сказал учитель и укусил чуточку. Тут же лицо его сморщилось, он побежал к порогу и выплюнул. Мы все в полном недоумении. Взял я и тоже попробовал. Это было что-то отвратительное, то ли кислое, то ли солёное. С трудом проглотил то, что откусил, ибо жалко было себя, ведь по зимней дороге больше 40 километров это тащил. Но больше не захотел. Думаю, может, кому-нибудь из братьев понравится, голодные же, но они тоже выплюнули.
Через несколько минут вышедший учитель вернулся:
— Это солёные помидоры, я ел это в Цоре, но они там не были такие солёные, это что-то непонятное ты купил, Исмаил, они вкусные бывают, — сказал учитель и ушёл. Было полное разочарование и досада от неудачной покупки. Выкинули помидоры и легли полуголодные спать под большой овечий тулуп все вместе, чтобы не мёрзнуть в длинную осеннюю ночь. Но мама моя очень обрадовалась стеклянной баночке. Тогда в горах большой редкостью была стеклянная посуда. Она её поставила на самом видном месте на полочке. Всем сельчанам показывала и хвасталась, что Исмаил купил целую банку помидоров, помидоры, мол, съели, вот и баночка. Вот так бывает, когда человек не привык к какой-то еде. В горах, когда не было автомобильной дороги и связи с внешним миром, горцы не знали, что такое помидоры. На спинах лошадей и ишаков возили более необходимый и ценный продукт, не до помидоров было.
— Поэтому у меня особые отношения с помидором, — сказал отец, бережно взял со стола небольшой помидор, внимательно его рассматривая. — Потом мы «подружились», когда я учился в интернате в Изберге, прямо с колхозного поля брали и ели. Вкуснее всего он не в салатах всяких, а вот такой, целый. Порезать пополам и есть.
Отец с нами много не разговаривает, но в неделю раз иногда выдаёт что-то. Иногда весёлое, порой грустное, ещё чаще бывает, что история вроде простая, без затей, как эта, с помидорами, но она удивительно раскрывает жизнь и быт горцев того времени.
Ещё одну забавную историю о себе, о помидорах и студенческой стипендии рассказал нам младший брат моего отца, мой дядя. Но об этом в другой раз, а то для одного «блюда» слишком много получается томатов.
Рассказ фронтовика
Отец рассказывал о слепом преподавателе, участнике войны (то ли Леонид Яковлевич, то ли Яков… одним словом, забыл я имя и отчество его), который читал им лекции по истории Отечества на филологическом факультете ДГУ в конце 50‑х годов.
— Преподаватель он хороший был, очень живая, эмоциональная речь и очень густой, сильный, хорошо поставленный голос. Генеральский голос. А сам худой, сухощавый, — рассказывал отец, — Однажды он читал нам лекцию о битве на Курской дуге. В середине лекции остановился, чуточку промолчал и говорит:
— Тут, ребята, я без одной детали, как говорится, без лирического отступления не обойдусь. Я сам участвовал в этой битве. Наш танковый батальон попал в засаду, и всех перебили немцы. Из всего батальона остался я и один молодой парень из Вологды. Володей его звали. У него было перебито левое предплечье и глубокая рана в области печени. Когда дым развеялся и немцы ушли, я подобрал Володю и потащил на себе подальше от места боя. Кругом ещё пылали пожары. Переночевали в небольшой роще неподалёку и утром вышли на дорогу. Володя не мог ходить, я помогал, с трудом передвигался. Не было видно никакого человеческого жилья. Одно утешало — метрах в ста от нас через канаву был переброшен мостик, значит, неподалёку какая-нибудь деревня. Сел возле раненого друга, вытащил последнюю сигарету, разломил её на две части и предложил Володе. Он отказался, но вытащил из кармана мундштук с серебряной насечкой, протянул мне.
— Это тебе, Лёня, мне не понадобится больше, — сказал он охрипшим слабым голосом. Больше он ничего и не говорил, только стонал, бредил и через часок скончался. Я похоронил его чуть дальше на опушке и побрёл в сторону моста. Встал на мост, облокотился на перила, достал предсмертный подарок друга, воткнул папиросу в мундштук и… то ли рука задрожала, то ли ещё что, но упала моя папироса с мундштуком вместе прямо в середину канавы и пошла на дно. Я посмотрел на поверхность воды, от досады заплакал и побрёл по просёлочной дороге, сам не зная куда.
А дальше, — говорит отец, — вытер Леонид Яковлевич свои незрячие глаза рукавом и продолжил лекцию.
Наступило лето. Время экзамена. Леонид Яковлевич был очень строг, фактически никому не ставил пятёрки и грузил всех дополнительными вопросами. Зашёл я на экзамен, вытащил билет и там первый вопрос: «Битва на Курской дуге». Этот вопрос я хорошо знал и принялся рассказывать. Леонид Яковлевич слушал и одобрительно кивал. И тут я говорю:
— Я всё знаю по Курской дуге, Леонид Яковлевич, не только что там наши и немецкие войска творили, но и про ваш мундштук знаю…
— Что? Какой ещё мундштук? — спросил Леонид Яковлевич в полной растерянности. Видно было, что забыл свой рассказ.
— Хотите, расскажу?
— А ну-ка… — сказал Яковлевич. И я начал рассказывать. Всё, что помнил, рассказал, со всеми деталями. В аудитории повисла гробовая тишина. И тут Яковлевич опять вытирает глаза, подзывает помощника и говорит:
— Поставьте ему пятёрку…
— Так он только на первый вопрос ответил, — отвечает помощник.
— Делай как говорю!!!
Помощник улыбнулся, взял зачётку, поставил пять и протянул мне, — заканчивает рассказ отец и смотрит куда-то мимо меня. Будто сам готов вытереть рукавом глаза, но не может себе такое позволить.
Урусы и даги на русском
Рассказывает отец:
— В начале 60‑х меня, совсем молодого человека, назначили директором школы села Камилух — самого большого и отдалённого села Джурмута на границе с Рутулом и с Азербайджаном. Там не было ещё электричества и автомобильной дороги, люди жили оторванными от мира.
Приехала как-то в Камилух экспедиция геологов проводить разведывательные работы в наших горах. Поздняя осень, предвечернее время, джамаат сидит на годекане, и прямо к нам пришла эта делегация.
— Добрый вечер, — сказал старший экспедиции.
— Здравствуйте, — ответил один из
