Книга По следу зверя - Валерий Бродовский

зверю в глаза не смотрят! Это приводит его в бешенство», — когда-то учил Сверчка дед Захар, заставляя при этом долго смотреть в зрачки только что пойманной им волчицы. Ее потом отпустили, но с тех пор Сверчок твердо знал, что сможет выдержать взгляд любого зверя или человека. Как утверждал бывший пластун, в ближнем бою тот, кто не отворачивается, имеет моральное преимущество над противником. В этот раз Коля упражняться не стал, первым опустил глаза, покорно выдавив, точно совесть выплюнул:

— Хорошо, я все скажу, только больше не бейте.

От неожиданности глаза полицая округлились:

— О как! Чего вдруг? Жить захотелось?

— Кто же не хочет?!

— А когда господин капитан допрашивал, чего молчал?

— Боялся! С немцами боязно говорить. Другое дело — с вами. Они нам чужие, а вы — свой.

— Я тебе, сучонок, не свой! — замахнувшись, рявкнул Кондрат над его ухом, но бить не стал. Николай испуганно втянул голову в плечи. Он и в самом деле боялся. Боялся, что не поверят в его искренность. — Твои землю удобряют, понял? — Довольный произведенным эффектом, Матюшин вернулся к столу. — Будь моя воля, я бы всех вас к стенке поставил.

Отправив молодого помощника, закончившего смывать кровь с пола, за капитаном, Кондрат сел в кресло дожидаться.

Выстраиваемые им долгое время отношения с Хойером в последнее время заметно ухудшились. Он не сразу понял, что могло послужить тому причиной. Свою часть договора Кондрат по-прежнему исправно выполнял. Разве что не всегда так, как хотелось немцу, но все же. Однако офицер все чаще пребывал в дурном настроении. И раньше неравнодушный к алкоголю, он стал больше выпивать, срываться на подчиненных. Доставалось и Кондрату. Скоро стало ясно: причиной перемены в настроении капитана явилось предчувствие неминуемого краха. Хойер не один был в этом уверен. Депрессия охватывала многих гитлеровцев, как офицеров, так и солдат.

— Так где, говоришь, находится твой отряд? — очнувшись от размышлений, снова спросил Кондрат:

Сверчок развел руками:

— Этого я, действительно, не знаю. У нас так поставлено: если кто-то не вернулся с задания и возникло подозрение в его предательстве, то лагерь сворачивается. Как раз мой случай. Я могу отвести вас к старому месту, но толку от этого?

Николай говорил правду. Капитан Чепраков всегда имел в запасе базу, куда в случае необходимости мог перевести отряд. Их устройством и консервацией занимался Захар Петрович Степаненко. Иногда старик неожиданно исчезал из лагеря. Вместе с ним еще несколько человек. Любопытствовать, куда и зачем, в отряде было не принято. Не говорил дед Захар об этом даже своему любимчику. Сверчок понимал: значит, так надо.

Матюшину слова партизана показались правдивыми.

— Хитер Чепраков, ничего не скажешь… Тогда о чем можешь поведать капитану?

— Я знаю, как найти Чепракова. Вам ведь он нужен?

Кондрат подался вперед всем корпусом:

— С этого и нужно было начинать. Ну, говори!

— Скажу, если пообещаете сохранить мне жизнь.

— Торгуешься? Условия ставишь?

Сверчок сглотнул слюну:

— А что делать?!

— Ты и так все расскажешь.

— Это вряд ли.

Памятуя, как стойко он повел себя во время предыдущего допроса, Кондрат мысленно матюгнулся: «А ведь и вправду не скажет, черт».

Заметив в дверях Хойера с унтер-офицером и переводчиком, Матюшин поднялся навстречу:

— Герр капитан, ваше приказание выполнено! Я же говорил: у меня всякий заговорит!

Офицер недоверчиво взглянул на Николая.

Кондрат засуетился, услужливо придвигая кресло.

— Есть выход на Чепракова!

— Гуд! Зер гуд! — Немец отвел от носа платок, которым спасался от зловонного запаха. — Ошен карашо!

— Конечно, гуд! — Прошив партизана полным ненависти взглядом, Матюшин прошипел: — Ну, сучий потрох, соврешь — удавлю…

Сжав кулаки, он сотряс ими воздух, показывая, как будет душить.

— На гут, Матьюшин. Югенд Николаус будет сказать нам правда! — Сев в кресло, офицер обратился к юноше через Рюйтеля:

— Где находится ваш командир?

Смахнув рукавом выступивший от волнения пот на лице, Сверчок быстро произнес:

— Мне проще показать, господин офицер! Готов отвести на место. Если поторопитесь — сегодня же сможете взять сразу двоих командиров…

Минуту спустя Хойер уже знал, что этим вечером Чепраков встречается с руководителем другого партизанского отряда.

— Готовится совместная операция. Ее собираются провести через две-три недели, — уточнил юноша.

— Откуда такая информация? — Капитан Хойер все еще не скрывал своего недоверия к партизану.

— Я случайно подслушал разговор командира с одним человеком.

— Точную дату знаете?

— Нет. Знаю только, что операция планируется серьезная, и требуется время для ее подготовки.

Клаус задумался. Информация арестованного о готовящемся наступлении партизан совпадала с разведданными, полученными штабом. Неизвестной оставалась дата проведения операции. И вот теперь, кажется, что-то стало проясняться. Две-три недели — это достаточный срок, чтобы и самим подготовиться. Тяжелые бои на передовой не позволяли высоким армейским чинам отвлекать воинские подразделения на борьбу с лесными бандитами, и руководство Хойера собиралось упредить атаку партизан своими силами.

С самого начала войны в оккупированной Белоруссии стали действовать многочисленные партизанские отряды. Многие из них не желали вливаться в большие соединения, против которых фашистские каратели часто использовали армейские подразделения, вплоть до танков и авиации. На подведомственных этим отрядам землях продолжали действовать советские законы, что, конечно, не устраивало немецкое армейское руководство, не желавшее иметь в собственном тылу неконтролируемое население.

«Похоже, центром наступления объединенных отрядов партизаны выбрали вверенный мне участок», — решил капитан.

— Где должна произойти встреча ваших командиров? — вернулся он к разговору.

— На Николином хуторе. Отсюда далеко, но если поторопиться…

— Сколько человек может быть с Чепраковым?

— Обычно он с собой берет троих-четверых бойцов. Чем меньше людей, тем проще скрыть информацию.

— Что за хутор?

— До войны там проживала одна семья. Хозяина Николой звали. Сейчас хуторок зачах. О нем мало кто помнит. Я покажу дорогу, если хотите…

Капитану нравилось, как вел себя юноша. Держался он с достоинством, не лебезил, не унижался. Очевидно, был уверен, что предательством сможет заслужить себе право на жизнь. И все же офицера настораживала эта неожиданная готовность сдать им Чепракова, за которым они давно охотились. «Пожалуй, слишком юн, чтобы играть со мной, — решил он, наконец, довериться. — Одна, всего одна удачная операция — и я в Берлине!»

Хойер все еще сожалел, что не удалось взять живым руководителя местного подполья, и теперь боялся упустить и Чепракова.

Заметив в лице капитана сомнение в его искренности, Сверчок продолжал с большей горячностью:

— Господин офицер, я сделаю все, что прикажете! Сведу вас с Чепраковым. Только у меня будет просьба. Если наши узнают, что я их предал, они меня… В общем, я должен быть уверен, что вы защитите меня.

Клаус хорошо знал, как поступали партизаны с предателями. Слова юноши обрадовали его, лишний раз