Книга По следу зверя - Валерий Бродовский

— Хорошо бы свести самих руководителей, — потребовал Клаус.

— За Чепракова не ручаюсь, — честно признался задержанный. — Нам диктовать условия партизанам не приходится. А вот Скобцева, думаю, сумею убедить, — пообещал он, уверяя, что имеет некоторое влияние на своего руководителя.

Чтобы не вызвать подозрений в долгом отсутствии, подпольщика отпустили, предупредив, что отныне за его близкими будет установлено круглосуточное наблюдение.

— Это на случай, если решите сбежать из города, — предупредил капитан.

Новому агенту Шпале — такое оперативное прозвище ему было дано — разрешили пронести и установить в мастерских взрывчатку. Правда, перед этим взрывотехники из особого отдела поработали с ней, так что большой опасности она уже не представляла. Легкий взрыв не причинил бы особого вреда.

Шпала заранее известил Хойера о месте встречи Скобцева с партизанами. Капитан не надеялся на присутствие на ней самого Чепракова, поэтому решил проследить обратный путь партизанских связных до их лагеря. Для этой цели Клаус даже вызвал опытных солдат из полковой разведки. Однако все пошло не так, как было запланировано. Заметив слежку, подпольщики открыли огонь. В ответ полицейские также применили оружие, нарушив приказ в случае неудачи брать всех живыми.

Захватить удалось лишь одного. Арестованного незаметно показали Шпале, и тот признал в нем бойца Чепракова по прозвищу Сверчок, которого видел пару раз с их подпольщицей, работавшей в немецкой столовой.

Хойер был удручен. Срывалось все, о чем он мечтал. Красный командир по-прежнему скрывался в лесу, наверняка готовя очередную диверсию. Руководитель подполья убит. Опасаясь, что, узнав о гибели Скобцева, подпольщики разбегутся, капитан отдал приказ задержать всех, чьи адреса были известны Шпале. К утру камеры в следственном изоляторе были заполнены. Несколько человек немцы задерживать не стали. Это было сделано с целью не засветить информатора.

Допрос подпольщиков ничего не дал. Вадим Скобцев умело оберегал своих товарищей от излишней информации — никто из них не знал, где базируются партизаны. Но Хойер не собирался отступать. Еще оставалась надежда сломить сопротивление попавшего в плен молодого партизана, чья стойкость удивляла и в некоторой степени восхищала его. Вызвав в кабинет Матюшина, капитан приказал:

— Времени у нас мало. Делайте что хотите, но расколите этого безумца. Если будет упорствовать — повесьте на его глазах кого-нибудь из людей Скобцева для устрашения. Нам они все равно больше не нужны. Если и после этого будет молчать — повесим и его.

Хойеру подпольщики без руководителя, действительно, были не нужны. Доказать их причастность к сопротивлению он не смог бы даже с помощью Шпалы. В штабе могли решить, что капитан, желая выдвинуться в звании или получить награду, решил выдать обычных граждан за борцов с новой властью. Подобное уже случилось в одном из соседних районов. Клаус помнил, чем закончилось то дело для участников подлога. Офицеров разжаловали до рядовых и отправили на передовую в штрафные батальоны, где вскоре все они погибли. Рисковать капитан не хотел.

12

С трудом разлепив веки, Николай обнаружил себя в той же сырой, с заплесневелыми стенами полутемной камере, куда его в беспамятстве вернули после допроса. Сколько времени пролежал так, он не знал. Взгляд остановился на зарешеченном плафоне, испускавшем скудный свет. Вспомнились мать с сестрой, отец. «Что будет с ними, если меня не станет?.. Жив ли батька?»

Пронзительный женский крик, донесшийся откуда-то издалека, заставил его вздрогнуть: «Лида?» Коля с трудом присел, поджав под себя ноги. Тело ныло, словно по нему телега прокатилась. Слышно было, как по коридору зацокали каблуки и протяжно заскрипел тяжелый дверной замок. В этот миг Коля остро почувствовал, что хочет жить. Жить, чтобы снова увидеть родных, Лиду…

Его опять вели по знакомому длинному коридору, по левой стороне которого тянулись железные двери. Оттуда доносились приглушенные голоса и стоны мужчин и женщин. Как бы он хотел знать, здесь ли Лида, но спросить конвоира — значит выдать девушку.

Вдруг что-то вспомнив, Коля спросил:

— А который теперь час?

— Тебе-то на кой? — удивился один из полицаев. — Здесь, под землей, что день, что ночь — все едино. — Толкнув арестанта в спину, чтобы поторопился, он все же ответил: — Скоро полдень!

«Пора! — решил Сверчок. — Потом будет поздно. Только бы все получилось!..»

В допросной в нос ударил тяжелый запах пота, крови, гуталина. Под потолком густым облаком висел табачный дым, едва заметно плывя к воздушной вьюшке. Молодой полицай размашистыми движениями водил сырой шваброй по полу, пытаясь смыть свежие пятна крови. Почувствовав тошнотворный ком в горле, Сверчок с трудом подавил в себе приступ рвоты. Гитлеровцев в помещении не было. За столом деловито восседал Матюшин. Чуть поодаль — Власенко.

— Ну что, комсомолец-доброволец, говорить будем? — Вицефельдфебель вставил в угол рта сигарету, чиркнул немецкой зажигалкой. — Или ты не комсомолец?

— Комсомолец, — с трудом ворочая отекшим языком, ответил юноша.

— Идейный или как?

— Не задумывался.

Кондрат взглянул на Власенко, подмигнул:

— Что, Василий, нечем дышать? На воздух хочешь? Вот, если товарищ комсомолец согласится рассказать нам все, то переберемся наверх, в кабинет капитана. Там и воздуху побольше, и солнца вдоволь. А мы с тобой его за это накормим, напоим. — Он повернулся к партизану: — Есть-то хочешь? Сала с бульбой, капустки квашеной? Можем и самогончиком угостить!

Почувствовав, как заныло под ложечкой, Сверчок незаметно сглотнул слюну:

— Спасибо, не употребляю! Да и не голоден я.

Нахмурившись, Матюшин вновь обратил взор на своего товарища:

— Видишь, не хочет юноша с нами выпить! Брезгует! Так что готовь, Василь, свой винтарь. Нынче твоя очередь дырку сверлить в партизанской башке.

Громко зевнув, Власенко с силой потер ладонями лицо, разгоняя дрему, затем разгладил на выпирающем животе форменную сорочку, царапнув ногтем засохшую на ней каплю крови.

— Моя винтовка всегда готова. Одной смертью меньше, одной больше — разницы нет.

Коля понимал, что его пугают, но легче на душе от этого не становилось.

— А может, хочешь напоследок с Лидкой свидеться? — неожиданно спросил Матюшин. — Скажи, мы все устроим! Ты ведь знаком с ней?

Сверчку стоило большого усилия не выдать себя. «Выходит, и она здесь?» — подумал, но вслух сказал, пожав плечами:

— А кто это? Что-то не припомню никого с таким именем.

— Разве ты не встречался с ней?

— Говорю же: не помню такую.

— А вот она тебя хорошо запомнила. Ладно, раз не хочешь, то мы сами с ней, это самое, управимся, — скривил рот в усмешке Кондрат. Встав из-за стола, полицай обошел его и остановился напротив партизана. — Похоже, сегодня твой последний день. У меня приказ шлепнуть тебя, если будешь упрямиться.

«Матерому