эта самая тюбетейка, которая сейчас лежит на столе, и у дядьки свисали такие же усы…
— В то воскресенье это было, говоришь? — улыбнулся Павел Иванович. — Ну конечно, ты нас и видела. Совсем я на стадион собрался, когда прибежали из восемьдесят пятой квартиры…
— Да уж, поди, весь жилмассив знает, что живёт у нас детский доктор, — растроганно сказала тётя Клава. — И в воскресенье-то не дадут отдохнуть, и вечером, если что случится… И хоть бы на нашем участке вы были, а то и вовсе в больнице работаете. Другого района!
— Так как же его зовут, того мальчонку? — сказал Павел Иванович. — А-а, вспомнил: Витенька…
— Витенька?! — воскликнула Надя. — Того перекутанного малыша тоже зовут Витенька! Мы его видели, его Вадик на лестнице повалил.
— А частенько случается, что, кого ищут, тот рядом находится, только не замечают этого люди, — задумчиво промолвил Павел Иванович. — Наверно, тот самый Витенька и есть. Его ужасно кутают. Уж я им говорил, бабушке его и маме, что кутать детей очень вредно. Так вот этот Витенька подхватил сильнейшую ангину. Надо сразу пенициллин. А он так укола боялся, что на подоконник вылез, кричал, как будто его режут, и один ус мне оторвал. Это уж я после приклеил. Мне для любительского спектакля усы нужны, так я их в кармане таскал.
— А тюбетейку он вам подарил, Витенька? — спросила Надя.
— Наоборот, я ему подарил. Это другая тюбетейка, не та самая, а просто такая же. Сделал я как-то тюбетейки из разноцветной бумаги, тоже для спектакля одного, а они оказались волшебные. Наденешь такую тюбетейку, и боль проходит. Если и не сразу, то очень скоро. Пройдёт боль, успокоится больной и заснёт.
— Волшебная, значит, тюбетейка? Хорошо-то как! Дядя Павел Иванович, а кто это аспид?
— Не кто, а что. Аспид — это такой сланец, ископаемая порода горная. Аспид чёрного цвета. Из него прежде делали доски для школ, чтобы мелом на них писать. Они так и назывались — «аспидные» доски. Или грифельные.
— До-оски?! А зачем же так людей называют?
— И ещё аспид — это змея ядовитая. В сказках змеи, злющие, лютые, тоже аспиды. В честь змеев этих, так сказать, и бранились люди в старину «аспидами». Теперь уж редко так говорят. Наверно, ты от какого-нибудь старого человека слышала… Так вот наденет больной волшебную тюбетейку, и так славно ему станет. И заснёт он. Вот так.
Павел Иванович взял со стола тюбетейку и надел её на Надю. И она правда заснула.
Приснился ей белокурый Витенька в пёстрой тюбетейке.
— Я ревел просто со страха, укола боялся, — сказал он Наде. — Никто меня не бил. Ты рада, да? Но, может быть, где-то рядом кого-то бьют, кому-то плохо. Когда тебе самой хорошо, ты не забывай об этом, слышишь?
Скажите, пожалуйста!
В понедельник после детского сада Аня пришла к Наде узнать, почему не было её подружки в группе.
Ещё в передней тётя Клава рассказала Ане, какая у них приключилась беда. В комнату Аня вошла с таким страдальческим лицом, словно сама обварилась.
Увидев подругу, Надя поспешно села в кровати и взволнованно затараторила:
— Что случилось! Что случилось! Просто невозможно, что случилось!
— Нога очень болит? — тихонько спросила Аня, присаживаясь на стул возле кровати.
— Да что нога… — Надя махнула рукой. — Ты слушай, что я тебе расскажу! Болит, конечно, но уже меньше. Павел Иванович знаешь какой замечательный доктор!
— Доктора тоже зовут Павел Иванович? Как фокусника?
— Не тоже! Не тоже! — закричала Надя. — А он самый фокусник и есть! И дядька с усами — тоже он! Ты только подумай, Анечка! И Витеньку никто не бил!
Да-а, новости были поразительные. Аня в себя не могла прийти от изумленья.
Несколько минут девочки изумлялись вместе. Надя смеялась от радости.
Потом Аня сказала:
— У нас тоже странности. Вчера вечером к нам приходил Трофим Иванович… Подумай, Надя, на него во дворе напали мальчишки. Совсем какие-то ненормальные. К дружинникам хотели его тащить, это Трофима Ивановича-то! Такого пенсионера! Будто бы он какого-то маленького мальчика избил…
— Дураки! — сказала Надя. — Разве Трофим Иванович такое сделает? Ой, наверно, где-нибудь всё-таки бьют малышей, — добавила она с беспокойством.
— Но Трофим Иванович сказал, что мальчишки ему сказали: это ты, Надюша, велела его схватить…
— Я?! — Надя подскочила, сидя в постели. — Велела?
Быстро вошла мама.
— Что ты кричишь? Не вертись так, ногу разбередишь. — Она поправила подушки. — Всё у вас какие-то происшествия… Что вы за девочки такие?
— Мамочка, мамочка! Ты только послушай!
— Некогда мне сейчас. Лежи спокойно, а то нога хуже заболит.
Мама ушла на кухню: что-то у неё там жарилось.
— Я ему сказала, Трофиму Ивановичу, что этого не может быть, — оправдывалась Аня. — А он разворчался… Просто ничего не понимаю… Ну, может, потом поймём. Трофим Иванович говорит: «Я до всего дознаюсь». Так, значит, этот закутанный, как на Северном полюсе, Витенька и есть мальчик в тюбетейке? Так мне всё странно, дивлюсь, прямо не знаю как. А может, это всё-таки не он?
— Он, он! Павел Иванович ему в это самое время за этим самым окном укол делал!
— А тебе бы хотелось мальчика в тюбетейке, Витеньку, значит, увидеть?
— Ой, как хотелось бы! — воскликнула Надя. — Но ведь я лежу, мне его и во дворе не повстречать.
Аня задумалась.
Ещё день она думала, а потом решилась.
Девочка Аня была застенчивая. Поэтому, стоя совсем одна у двери квартиры, в которой жил Витенька, она то краснела, то бледнела. В какой именно квартире живёт Витенька со своей очень полной бабушкой, она спросила на лестнице у встречной женщины, и та сразу ей показала.
От смущенья Аня смотрела в пол, а не на молоденькую белокурую женщину, открывшую ей дверь.
— Скажите, пожалуйста, — произнесла Аня чуть слышно. — Извините, пожалуйста! Мне очень нужно… поговорить с Витенькиной бабушкой.
Дверь перед Аней распахнулась во всю ширь.
— Заходи, девочка! Не бойся. Мама! — крикнула белокурая. — Тебя тут маленькая девочка спрашивает.
В переднюю выплыла бабушка с поварёшкой в руке.
В широченном халате она показалась Ане ещё толще, чем тогда на лестнице.
— Никто Витеньку вашего не бил, — сообщила ей Аня.
На мгновение бабушка остолбенела. Потом закричала:
— Что-о? А кто же мог его бить, крошечку нашего? Кто его бить хотел? Да я тому злодею…
— Злодей оказался доктором, — чуть не плача, проговорила Аня.
— Мама, мама! — вмешалась молоденькая. — Ну что ты кричишь? Напугаешь девочку. Идём, маленькая, сядем, объясни нам, чего ты хочешь?
