class="subtitle">* * *
Вечером, остановившись в месте для отдыха, Катарина присела на скамью у костра. Расстегнув куртку, она достала цепочку с кольцом.
На первый взгляд, оно было золотым, но если присмотреться, становилось заметно, что оно слоистое, как будто кто-то сварил вместе несколько тонких золотых пластинок, а затем выточил кольцо.
Но, это было не золото. Это Катарина знала точно. Даже жар кузнечного горна не оставлял на нём следов, хотя золотые предметы даже большего размера полностью расплавлялись ещё раньше.
Это кольцо… мать просила отдать его ей перед смертью. Но откуда она его взяла? Хотя, Катарина слышала, что в некоторых культурах парень дарит золотое кольцо своей избраннице. Возможно…
Ей было полвека, когда судьба распорядилась так, что она оказалась в родной деревне. Такой шанс нельзя было упускать. Но… Многие уже умерли. Те, кто был жив, уже ничего не помнили. А сохранившие память, в то время были детьми.
Хотя… Узнала она много.
Катарина открыла медальон, что висел на той-же цепочке. Внутри был вырезанный на деревянной пластине портрет матери. Густые вьющиеся волосы, прямой нос, красиво очерченный подбородок. Вторая часть, где должен быть портрет отца, была пуста.
Они были пришлыми. Не только в деревне. Одежда, произношение, всё было другими. Катарина была уроженкой Великого герцогства Набсим, что находилось западней земель Ордена. Мать была уроженкой королевства Паргус, что находилось южнее. А вот происхождение отца определить не могли.
Ей вспомнился рассказ одного старика. Он был достаточно взросл, чтобы помнить её родителей, но слишком молод, чтобы его забрали в армию, когда через несколько лет началась война. Хотя и удалось всё свести к ничьей, людские потери были велики. Оставшиеся были вынуждены работать с надрывом, просто чудо, что он выжил.
Не желая раскрывать себя, Катарина сочинила историю про селянина, что хотел узнать про свою старшую сестру, что, как он слышал, поселилась в этой деревне, и погибла при нападении вампира. Но тогда выяснить он ничего не мог, ибо только обзавёлся семьёй и собственной землёй. А теперь, когда передал дело сыновьям, не имел сил и здоровья для путешествия. И, узнав, куда она направляется, упросил разузнать, и сообщить хоть кратким посланием.
«Да. — Сказал тот старик. — Я их помню. Её звали Луиза или Лаура, его — Альфред. Да, девушка была из наших, она привыкла к жизни в деревне. Парень, нет, из городских, но тяжёлого труда не чурался. На окраине был заброшенный, почти развалившийся дом. Он его расширил, добавил второй этаж.
Держали небольшое хозяйство. Она со всех окрестных деревень покупала шерсть, изготавливала ткани, даже сама окрашивала и продавала торговцам, что проходили через деревню по пути на ярмарку.
Он рубил лес. Но мог и помочь на стройке, или с погрузкой тяжестей. Если хорошо платили, мог и караван сопровождать.
Рост и сила и него были не маленькие, но все предложения стать наёмником он отвергал.
Топор у него был занятный, выше него. Древко не слишком толстое, но крепкое, в местах перехвата закреплена кожа. Лезвие длинное, в два локтя, узкое. Закреплено не посередине, а по краям. И на верху пика, в локоть длиной. И тяжёлый, только пара мужчин могла поднять.
Помню, за деревней в бурю сломало дерево, упало прямо на дорогу.
Рубит, он его значится, тут бежит сын пастуха, кричит, что на стадо напал медведь. Альфред сказал, чтоб привёл лекаря, и побежал на поле. Когда селяне прибежали, с вилами, кольями, такое увидели.
Как рассказал пастух, пара коров смогла вырваться, если раны не загниют — выживут. Но одну задрал. Пастух его кнутом по морде, думал, отпугнёт, не получилось. Медведь бросился, ударил лапой, сломал кость и руку распорол. Но тут прибегает Альфред, и знаешь, рыкнул на медведя, по настоящему. Тот опешил, потом встал на задние лапы, заревел, а Альфред его тык, в горло. Пика перебила позвоночник медведя и вышла сзади. А Альфред, видя, что люди прибежали, закинул топор на плечо, вместе с наколотым медведем. И пошёл в деревню.
Вспомнил. Зашёл как-то к нам бывший наёмник. Рассказывал, что исходил весь континент. Но потерял руку, и зарабатывал теперь тем, что точил ножи и чинил обувь, и рассказывал о своих похождениях. И знаешь, не смотря на увечье, умело и качественно работал.
Увидев топор, он спросил Альфреда, где тот достал алебарду гвардии Объединённой Империи».
Катарина замерла. Но слова того старика она запомнила точно. Её отец был тут, в этой стране. Возможно, она сможет узнать что-то о нём.
Девушка напрягла память, но всё что она смогла вспомнить, это то, что, по словам селян, к моменту родов её отец был мёртв.
Глава 3
Катарина стояла на развилке. Если до того, дорога бежала строго на север, то теперь, после того как пересеклась с другой дорогой, что вела с востока на запад, она отклонялась на восток. Согласно тому, что ей рассказали другие путешественники и купцы, там лежал город, от которого дорога начинала отклоняться в другую сторону. С одной стороны, удобная дорога. Но с другой стороны, пойдя напрямик через лес, до следующего города она доберётся на пару дней раньше.
Девушка решила кинуть монетку, но полученный в таверне «Единорог» проскользнул между пальцев, и, упав на дорогу, покатился вперёд, и даже после удара о бордюр остался стоять на ребре.
Правильно расценив сие знамение, девушка скрылась между деревьев.
* * *
Хотя и наступила ночь, Катарина продолжала идти. Она прекрасно видела в темноте, а теперь, когда она рискнула не подавлять свои способности эликсиром, тьма заиграла новыми красками.
Неожиданно, охотница замерла и прислушалась. Спереди и немного в сторону от её пути раздавались крики о помощи, и она бросилась на голос.
Деревья стали редеть, бег сменился подкрадыванием, и вот она увидела, как на небольшой, залитой лунным светом поляне, волколак[10] рвёт селянку. Катарина приготовилась выхватить меч, как на её плечо легла рука, и за спиной раздался голос:
— Не мешай, её жизни ничего не угрожает.
Катарина обернулась, светлый эльф, судя по одежде — лесничий. Вновь устремила взгляд вперёд, и пригляделась.
Действительно, то, что она приняла за лужу крови, оказалось алым шерстяным плащом с капюшоном[11]. Волколак, виртуозно орудуя когтями, рвал на ней одежду. Он закончил с верхом, обнажив груди, что формою и белизной, соперничали с сияющей в небе полной луной.
— Он же её!?
— Да. А что делать… Кто-ж знал, что жена окажется проказницей.
— Жена!
— Да, жена. Брал скромницу… но после первого раза с цепи сорвалась.
