действительно пора выдавать замуж. А Николай Дмитриевич — фигура достойная, с положением в обществе и состоянием. К тому же хорош собой, получил прекрасное воспитание и образование. Знает языки…
— И вы уже приняли решение?
— Разумеется, нет! — возмутился Матвей. — Тогда я бы выглядел, как несерьёзный человек, который решает всё под влиянием сиюминутного настроения.
— Это, разумеется, не так, — вставила Александра.
— Конечно же, нет. Я пообещал подумать. Взял на размышления неделю.
— Но вы ведь уже знаете, что ответите, да? — Я понимал, что давлю уже просто как БТР, но ничего не мог с собой поделать.
— Правду сказать, я предполагаю ответить согласием. Поймите меня верно, Владимир Всеволодович: при всём моём к вам уважении, вы — в первую очередь охотник. Я… я, разумеется, не хочу ничего плохого сказать об охотниках. Напротив: спасибо вам, что защищаете нас от этих ужасных тварей, заполонивших мир. Только вашими стараниями Россия гордо держит знамя человечности посреди охваченной огнём Европы!
— Посреди?.. — озадачилась Александра.
Я мимикой и жестом показал ей, чтобы не развивала эту тему. В географии у Матвея Головина явно были пробелы, а может, просто выразился неудачно.
— … однако охотники в массовом сознании — не самая лучшая партия для девушки вроде Катерины Матвеевны. Образ жизни… Все эти сомнительные пирушки и ещё более сомнительные связи с сомнительными девицами… То есть, поймите правильно — я не хочу сказать, что в чём-то подобном замешаны лично вы, ни в коем случае!..
— Конечно, я вообще не такой.
— … но в случае вашего бракосочетания Катенька навсегда останется парией в свете, ей откажут от лучших домов. Она, бедняжка, попросту зачахнет. Она ведь привыкла к совершенно другой жизни! Уверен, вы поймёте меня, как отца: я не хочу такой судьбы для своей любимой дочери.
— Прекрасно понимаю, — сказал я, вспоминая свои практически панибратские отношения с предводителем пореченского дворянства.
Что-то мне подсказывает, что если мы с Катериной Матвеевной поженимся, то откажут от домов нам полтора идиота, которые в свете вообще не котируются. Это, разумеется, касается Поречья, но и в Смоленске я нисколько не сомневаюсь. А в Петербурге я уже вообще обладаю долей в предприятии стратегического значения.
В общем, у меня было что по существу возразить Матвею. Однако оставался один безответный вопрос: мне-то эта женитьба куда вообще упёрлась? При моём образе жизни мне только такой жены, как Катерина Матвеевна не хватает. Вот кто-то вроде Земляны — ещё да. Типа Маруси — тоже да. Ни тебе лишних вопросов, ни скандалов не по делу. Нет, Катерину Матвеевну я, конечно, люблю всем сердцем — мимолётное виденье, гений чистой красоты и всё такое. Но жениться-то зачем? Хорошее дело браком не назовут.
— … к тому же вас ведь могут, простите великодушно за грубую правду, — в любой момент убить, — продолжал трещать Матвей. — Вообразите себе, какую боль испытает Катерина Матвеевна!
— Уверяю, мне тоже будет неприятно, — со всем возможным участием вставил я.
— Значит, вы меня понимаете!
— Всем сердцем. Которое, разумеется, разбито с этой минуты раз и навсегда. Но это ничего. Я стихи напишу. Которые станут классикой мировой литературы, и дети в школах будут проклинать меня, заучивая их наизусть через сто лет.
— Спасибо! Спасибо вам огромное за такое глубочайшее понимание! — Матвей вскочил, схватил меня за руку и затряс её. — Однажды, я уверен, общественное мнение в отношении охотников переменится! И я сам приложу к этому руку.
— Не надо…
— Я всем расскажу, какой вы умный и тонко чувствующий молодой человек!
— Этого уж вовсе не надо.
— Пожалуй, нам пора! — подскочила Александра. — Владимир Всеволодович?
— Да-да, разумеется, — закивал я. — Спасибо, что приняли! До свидания.
— Заходите в любое время! — напутствовал нас Матвей. — Двери моего дома…
Двери его дома захлопнулись, отрезав остатки фразы.
— Желаете платок? — Александра Урюпина протягивала мне платок.
— Зачем? — удивился я. — У меня что-то на лице?
— Ничего, кроме смертельной тоски. Я была уверена, что вы вот-вот заплачете, потому и поспешила объявить об уходе.
— Заплачешь тут, — буркнул я, оглянувшись на дом.
— Вы настолько близки с Катериной Матвеевной?
— Ну, не настолько… Хотя это зависит от того, что вы понимаете под словом «настолько». В моём понимании нам ещё есть, куда стремиться.
— И вы всерьёз намерены попробовать себя в поэзии?..
— Разумеется. Уже набросал кой-чего. Вот, послушайте: «Крестьянка ехала верхом на кобылице, а парень встречу сей попался молодице…»
— Какое интересное начало, — с унылым видом сказала Александра. — А дальше?
— Дальше ещё не придумал. Но точно про любовь будет.
* * *
Вернув Александру в офис, я сам вернулся обратно в Смоленск, присел там на край фонтана и глубоко задумался.
Свежевыясненные обстоятельства нельзя было просто откинуть. Разумеется, ночная вылазка важна, однако тут может крыться кое-что поважнее.
Зачем Троекурову эта свадьба? Вариантов — масса. Хочет достать меня? Возможно. Позарился на приданое в свете недавно нарисовавшегося наследства? Вполне возможно, денег много не бывает, особенно если занимаешься террористической деятельностью. Решил уже хоть как-то пристроить к делу своего непутёвого сына? Тоже нельзя сбрасывать со счетов такой вариант.
— Ладно, — встал я со вздохом. — Это всё, конечно, интересно, но первым делом — самолёты.
И отправился к Харисиму.
* * *
К вечеру всё было готово. Даже более, чем всё.
Обломову я в официальном порядке предоставил заявление, согласно которому я, Владимир Давыдов, подозреваю господина Троекурова в тварных бесчинствах. А в качестве примера привожу гробовую мастерскую. Которую нынче вечером мы будем зачищать.
Благодаря дате на документе у Обломова появилась возможность официально предоставить своих наблюдателей, абсолютно беспристрастных, которые будут лицезреть всю комедию и потом письменно изложат впечатления.
