на мокушке.
Существо тяжело дышит и кряхтит.
— Подними голову, — говорю я, но в ответ слышу лишь приглушенное бормотание.
— Ты получишь кровь, а потом мы тебя отпустим, — говорю я чистую правду.
И мои слова работают.
Кровоед осторожно поднимает свою непропорционально большую голову, но глаза его закрыты.
— Кровь? — спрашивает он. — Кровь суслика, или енота? Кровь коровы, или овцы? Кровь лошади или курицы?
Голос его звучит так, будто скрипит сухая ветка в лесу. Говорит он быстро, словно произносит скороговорку. Словно боится, что одно слово нечаянно обгонит другое. Зубы его черные, как и губы. Я брезгливо морщусь и отвечаю.
— Лучше. Ты сегодня получишь кровь человека.
От моих слов он дергается всем телом и открывает глаза.
И тут же, словно какая-то сила магнитом притягивает меня к нему, заставляет сделать шаг вперед, потом еще один. Его глаза пульсирующего темно-красного цвета, а зрачки словно впиваются в самую душу, так что даже моему дракону становится не по себе. Дракон рычит внутри меня, заставляя очнуться и отвести взгляд. Что за чертовщина?
— Нам нельзя человеческую кровь, вдруг скулит кровоед. — На это запрет, давным давно запрет.
— А мы никому не расскажем, говорю я, доставая из внутреннего кармана склянку с кровью младенца и открываю пробку.
Кровоед тут же начинает облизываться и сглатывать слюну, трясясь всем телом.
— Совсем молодая кровь, сладкая, чудесная, — бормочет кровоед не отводя взгляда от склянки в моих руках. — Дай попробовать, дай!
— А как же закон? — спрашиваю я с улыбкой. — Уже забыл про запрет?
— Я забуду, забуду, только дай мне эту сладкую кровь.
От его голоса по спине моей пробегают мурашки. Сколько сотен лет сородичи этого выродка и, возможно, он сам, угнетали людей, теперь же их осталось всего несколько десятков, бессмертных существ, доживающих свои бесконечные жизни на болотах.
— Мне нужно сравнить эту кровь, — говорю я и ставлю на стол рядом с кровоедом открытую склянку, — и вот эту.
Достаю из кармана платок пропитанный кровью Ридли.
Я уже знаю, что скажет кровоед. Мне нужно лишь убедиться наверняка, чтобы не допустить ошибки. Я уже внутри себя выписал Ридли смертный приговор, осталась маленькая формальность.
— Эта кровь сухая, — морщит кровоед свое безобразное лицо. — Не такая сладкая, как та, не такая молодая.
— Мне нужно знать, есть ли между ними родство, — говорю я.
Почему-то сердце мое в эту минуту пропускает удар и я осознаю, что задерживаю дыхание, в ожидании ответа.
— Дай попробовать, — скрипит кровоед и пытается дотянуться губами до склянки, но не может. — Ты обещал дать.
— Даррен, пусть выпьет, — говорю я.
Даррен осторожно берет склянку и выливает ее содержимое в открытый рот кровоеда.
— Вкусная кровь! — восклицает кровоед, — вкусная, сладкая кровь. Сколько сотен лет я не пробовал такой крови. Может быть и никогда не пробовал. Какое блаженство!
Его глаза загораются внутренним красным светом, а руки скрючиваются и трясутся, так, что я даже опасаюсь, не вырвется ли он.
— Заткнись, — приказываю я, не в силах слушать его тошнотворные восторги. — Даррен, дай ему платок. Пора кончать с этим.
Я отворачиваюсь, когда Даррен подносит ко рту кровоеда платок. Подхожу к окну и вдыхаю свежий воздух, чувствуя, как непрошенно колотится мое сердце.
Почему?
— Ну что? — спрашиваю я поворачиваясь.
Даррен убирает платок от рта кровоеда.
Тот причмокивает и улыбается, обнажая свои черные зубы.
— Родства нет. Мужчина лет тридцати, и младенец, не больше недели от роду, женского пола. Нет даже далеких родственных связей. У тебя не найдется еще этой сладкой крови? Я могу рассказать, какие их ждут болезни, сколько они проживут и какие яды на них лучше всего действуют. Или может быть хочешь, чтобы я сравнил с другой кровью? Я помню тысячи людей и не только людей. Однажды мне довелось попробовать кровь дракона. Это редко кому удается, и редко кто выживает, но если выживаешьш, то становишься сильным, как я. Я прожил тысячу лет, дольше многих других — этот младенец самый вкусный! Но между этим младенцем и мужчиной нет связи, никакой связи!
— Ты лжешь, — говорю я и хватаю кровоеда за горло. — Этого не может быть!
Кровь безумно шумит в висках. Дракон внутри меня изрыгает ослепительно яркое пламя, чувствуя мое состояние.
— Простите, князь, — говорит Даррен, осторожно трогая меня за плечо — Кровоеды не умеют лгать.
— Заткнись! — рычу я на Даррена, чувствуя, что еще одно мгновение, и я сломаю кровоеду шею.
— Что если это кто-то другой? — упрямо говорит Даррен, сделав шаг назад.
Я смотрю в его глаза и читаю в них то, о чем думаю сам, но не признаюсь себе. Он не скажет это вслух.
Одно движение, и кровоед умрет. А другого я искать не стану. Одно движение и я забуду о том, что он сказал. Одно движение и я похороню все свои сомнения. Если не Ридли, так кто угодно другой. Мало ли с кем она могла спутаться?
Ты будешь думать о чем угодно. Но ты слышал, что он сказал.
Нет… Я не слышал. Он солгал…
Кровоеды не лгут…
Мысли мечутся в моей голове, словно рой разъяренных ос, жалящих меня тысячами острых жал.
Руки мои дрожат.
Я никогда не узнаю. Лучше я никогда не узнаю.
А что, если это правда?
Нет.
Что, если это ты?
Нет!
18
Элис
— Кто такой этот инквизитор, — спрашиваю Сандру.
Все руки мои исколоты иглами стрельчатой рыбы, которую я вместе с ней разделываю уже пятый час.
Разрезать брюхо, вытащить содержимое, срезать все иглы, отрубить голову, промыть рыбу в чане с морской водой. И так бесконечно, пока руки, словно одеревенелые, не начнут повторять это, словно ты не человек, а заведенный болванчик.
— Человек божьего закона. Он следит, чтобы все здесь было по закону.
В голосе Сандры звучит насмешка. Я уже поняла, как распознавать в ее безжизненном голосе эмоции, которые прячутся глубоко внутри.
— А если серьезно?
— Монастырю нужно финансирование из казны. Инквизитор курирует наши расходы, наши доходы. Управляет численностью сестер. Если кого-то не хватает, он распоряжается, чтобы прислали еще, если сестер стало слишком много, он решает, кого и куда отправить отсюда.
— Это ведь не все?
— А ты хочешь знать все?
— А ты скажешь? — я задерживаю на ней взгляд, пытаясь прочитать в нем правду, которую мне нужно знать.
Бояться ли мне его, или, возможно, он может стать тем, благодаря кому я выберусь отсюда?
— Не скажу, — говорит Сандра. — Но лучше бы, чтобы ты ему на глаза не попадалась до испытания.
Больше ничего вытянуть
