Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Вернувшись домой, сидя в одиночестве у себя в комнате, я продолжал оттачивать свои барабанные навыки. Я решил следовать примеру Бадди Рича, который тащил на себе группу из семнадцати человек. Бадди владел невероятной техникой. Я изучал все стили: рок-барабанщика Кита Муна, фанк-барабанщика Клайда Стабблфилда, боп-барабанщиков Макса Роуча и Элвина Джонса.
Еще я слушал комиков, которые давали мне повод посмеяться в подростковые годы. Мой друг Шеннон познакомил меня с Ричардом Прайором. Я ставлю Прайора на один уровень с Джими Хендриксом: лучший из лучших. Прайор бился в истерике, но эта истерика была глубокой. Он все разоблачал. Он все говорил. Пайор вывернул себя наружу и предложил это миру. Нет на свете более уязвимого и откровенного человека. Песня «That Nigger’s Crazy» была моей любимой. Впрочем, как и все записи Прайора. Мы с парнями могли бы повторить все его комбинации. Его персонажи – Мэдбоун, проповедники, сутенеры, шлюхи, пьяницы – были живыми, дышащими людьми. Я принес в школу портативный кассетный плеер отца, чтобы мы все могли послушать Прайора в задней части библиотеки. Он был табу, но это заставляло нас любить его еще больше.
Королями любителей травки был комедийный дуэт «Чич и Чонг». Мама с папой так и не узнали, что я курил ее. Так что открыть для себя этих комиков-наркоманов, особенно тех, что делали ритуал получения кайфа до ужаса смешным, было все равно что найти давно потерянных друзей. Шеннон, Дерек и я знали их выступления наизусть. Без юмора мы бы, наверное, не смогли закончить школу.
В школе было невыносимо. Если бы мои учителя сделали материал более увлекательным или применимым в жизни, мне было бы интересно. Но все было связано с запоминанием фактов, дат и формул. Я принес домой плохие оценки, и родители были в ярости. Они настаивали на том, что мне нужно сосредоточиться. Я не хотел этого делать. Честно говоря, я был сосредоточен на других вещах. Я просто хотел кайфовать, играть на гитаре и зажигать.
Но тетя Джоан меня понимала. Она была моей крестной матерью, а стала другом. На самом деле у нее стало больше общего со мной, чем с моей мамой. Мы сидели у нее в комнате и слушали Боуи, пока она показывала мне свои новые наряды. Я считал ее классной. Мне не нужно было ничего от нее скрывать. Она была моим союзником.
Второй сезон «Джефферсонов» был для меня еще более увлекательным, чем первый. В этом сезоне съемки шоу перенесли в Metromedia, которая находилась в Голливуде, на пересечении бульвара Сансет и Ван-Несс-авеню. Это означало, что мне предстоят долгие поездки на автобусе, но я был не против. Я мог пойти куда угодно и привести с собой приятелей. Охранники приветственно махали нам рукой и разрешали всем войти. Это место было моей игровой площадкой, и я знал каждый его уголок. Съемочные павильоны были размером с самолетный ангар. Прогуливаясь по комплексу, я прошел мимо съемочной площадки сериала «Добрые времена», звезды которого, Эстер Ролли и Джон Эймос, были друзьями нашей семьи.
Я видел, как «Добрые времена» и «Джефферсоны» показывали разные стороны жизни афроамериканцев в 1970-е годы. Одна сторона застряла в гетто, а другая – сбежала. В «Добрых временах» речь шла о первой. Когда я впервые увидел фальшивую квартиру из чикагского дома Кабрини-Грин, то вспомнил о жилых комплексах, в которых жили мои друзья из Бед-Стая. Тем временем «Джефферсоны» сбежали из бедняцкого Квинса Арчи Бункера и перебрались на шикарный Манхэттен. Рабочий класс и элита – с обоими классами я познакомился, еще будучи ребенком, в Нью-Йорке. Теперь они превратились в комедии, которые я смотрел в Тинселтауне.
На съемках «Добрых времен» я познакомился с Джимми Уокером, чей герой прославился своим Dy-NO-mite! и Джа’ней ДюБуа. В «Различных ходах», другом сериале производства Metromedia, я подружился с Гэри Коулманом, Тоддом Бриджесом и Кимом Филдсом из ситкома «Факты из жизни».
Гримерная Рокси Рокер была моим любимым местом. Я проводил время с мамой, когда на ней был грим, тусовался, делал домашнее задание и слушал «Boogie On Reggae Woman» Стиви Уандера. Мамин мир был расслабленным.
Чего нельзя было сказать о мире отца. После переезда на запад он сохранил свой статус новостного продюсера, перейдя с телеканала NBC на ABC, но на самом деле отец хотел стать медийным магнатом и наделать много шуму в шоу-бизнесе. Когда этого не произошло, он разочаровался. И я думаю, что отец вымещал свое разочарование на мне. Его ярость по поводу моих оценок росла с каждым днем.
Мама тоже была недовольна моими оценками, но понимала, что происходит. Чтобы сохранить мир в доме, она старалась принижать свою известность. Чуткая к своему мужу, она представлялась как Рокси Кравиц, а не Рокси Рокер. Когда мама научилась водить машину, то купила себе обычный старый «Бьюик» и не жаловалась, когда папа поменял свою «Хонду-600» на «Роллс-Ройс», некогда принадлежавший актеру Уолтеру Маттау. Она знала, что ее новообретенная слава была тяжелой ношей для него.
Мама не проявляла никакого интереса к социальному восхождению среди голливудской элиты. Вместо этого она добровольно помогала обездоленным детям в организации под названием ICAN – «Международном совете по проблемам жестокого обращения и беспризорности». Не забывала она и о театре и выступала в Inner City Cultural Center в Леймерт-парке. Когда дело доходило до того, чтобы отдавать долг обществу, а также, когда оно касалось практичности, она была дочерью, достойной своего отца. Дедушка Альберт учил ее, что у людей среднего достатка, имеющих стабильный доход, должны быть свои дома. У Кравицев никогда не было собственного дома – его нет и до сих пор.
Двигаемся еще дальше вверх
Переезд из квартиры в Санта-Монике в дом типа ранчо в Болдуин-Хиллз был большим событием. Наше новое жилье представляло собой архитектурную жемчужину середины века, одноэтажный дом из стекла и дерева, который напоминал о Фрэнке Синатре в Палм-Спрингс. Этот дом раньше принадлежал доктору и фигурировал в «Архитектурном дайджесте». Это был совсем не особняк – три спальни, гостиная/столовая/кабинет, – но для меня, ребенка, выросшего в крошечной квартирке, он казался огромным. На заднем дворе были бассейн, теплица и деревья, на которых росли авокадо, лимоны и апельсины. Вид был просто сумасшедший. Дом стоял на вершине одного из самых высоких холмов Лос-Анджелеса, с которого можно было увидеть Колизей, Голливудские холмы и гряду заснеженных гор вдалеке. Весь город лежал у моих ног.
Наш новый дом находился по адресу Кловердейл-Авеню, 4061. Некоторые называли этот район «золотым гетто». Формально это был Болдуин-Виста, который считался частью более обширной территории под названием Болдуин-Хиллз. Когда мы переехали туда в 1976 году, первые белые домовладельцы активно переезжали в другие места, продавая свои дома черным представителям верхних слоев среднего класса. Нашими соседями были такие звезды, как Рэй Чарльз и блюзмен Лоуэлл Фулсон. Наш дом стоил 300 тысяч долларов. В белой части города его продали бы за миллион.
Болдуин-Виста примостился на самой высокой точке. Чуть дальше располагался другой черный район для рабочего класса – Южный Централ, главной улицей которого был бульвар Креншо. Мы находились примерно в десяти километрах к западу от центра города и примерно в шестнадцати к востоку от Тихого океана – все было под рукой.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
