решила проявить чудеса верности и стойкости, и теперь в духе Гвен последовательно, хотя и вежливо отказывала практически всем кавалерам, кроме венценосных особ, которые иногда, согласно протоколу, приглашали её на танец. — Не хочешь уйти?
— Нет, — Брянка явно сглотнула ком в горле. — Вдруг он…
— Вспомнит о тебе и пригласит? — «помогла» подруге Гвен.
— Умгу, — кивнула принцесса Мадхава, с трудом удерживая «лицо».
К концу недели Лика заметила странное — Брянка и Гвен начали сами выбирать себе платья. Но если к платьям Гвен Лика не имела никаких претензий — риамонтка предпочитала тёмное и неприметное, то платья Брянки неприятно удивляли её. Нет, фасон вполне повторял силуэт Ликиного наряда, а вот цвета… То фуксия, то оранжевый с золотом, то салатный. Было даже красное, да ещё такого кричащего оттенка, который невыгодно смотрелся на фоне Ликиного платья. Точнее, это Лика, одетая в тот вечер в нежно-голубой муслин, совершенно терялась на фоне ослепительно яркой подруги.
Первой реакцией Лики на красный было попросить Брянку переодеться. Но глядя на то, с каким волнением и предвкушением та ожидает предстоящего бала, Лика умерила свой пыл и ничего не сказала.
В бальном зале тоже происходило нечто такое, что погружённая в свою тоску по Адайну, Лика не сразу отследила. Она всё чаще оставалась одна.
Гвен всё чаще предпочитала общество разодетых франтов, а яркие платья Брянки слишком часто стали мелькать среди вальсирующих пар. При этом танцевала принцесса Мадхава отнюдь не с Льюэллином. Потом, впрочем, Брянка танцевала и с Льюэллином, и при они явно рассказывали друг другу какие-то уморительные вещи, от которых оба слишком часто и слишком счастливо и заразительно смеялись.
Удивительным казалось и то, что, повспоминав события и разговоры прошедших дней, Лика поняла, что Брянка почти не говорила о Льюэллине. И Гвен не говорила. У Ликиных подружек-принцесс вдруг появилось очень много интересных занятий и других подруг и друзей среди молодёжи из Риамонта и Мадхавы, которые как прибыли к ардарскому двору на ежегодный Совет королей, так и продолжали здесь счастливо оставаться.
Исчез даже Эрик.
Впрочем, Лика была даже рада. Наконец никто ей не докучал, и она могла спокойно тратить большую часть дня на размышления и редкие, но оттого особенно ценные, воспоминания, где главная роль отводилась лучшему мужчине на земле — Адайну Медогу Ясскарладу…
Адайн
С высоты Некрополь Грайгцура напоминал каменный лес. Длинные высокие скалы росли из живучего зелёного кустарника и устремляли к небу свои светло-серые отполированные дождями вершины.
Никто уже не помнил, кому первому пришло в голову делать для мёртвых драконов саркофаги и помещать их в недрах гигантского карстового плато. Да и неважно это было. Адайн давно уже понял, что не мыслит себя без этих пещер.
Он не представлял, что было бы с ним, похорони они Нэрис Мейб по более древнему обычаю — просто бросив в море. Этого не могло быть. Она не могла, не имела права исчезнуть совсем, не оставив после себя ничего.
Никто из драконов не мог. Всегда оставалось место. Это место — сотни тысяч гротов, ущелий и воронок, составляющих каменный лабиринт, созданный корнями растений и упорной, просачивающейся всюду водой.
Оказавшись над входом в ту самую пещеру, Адайн плавно приземлился, обернулся человеком и вошёл внутрь. Первым в глаза бросился саркофаг Нерис Мейб, высеченный из редкого розового мрамора. Из отверстия в потолке падал тонкий солнечный луч, подсвечивающий пристанище его любимой.
Без этого солнечного луча здесь было бы совсем невыносимо. В пещерах всегда было влажно. С белых округлых сводов росли колкие сталактиты, и всегда капала вода. Даже камни плакали по Нэрис Мейб. А Адайн больше не мог. Слёзы закончились давно, высушив его душу и заставив сердце закостенеть и остановиться.
Подойдя к мраморному саркофагу, он упал на колени, уронил руки и голову на холодную мокрую плиту, да так и застыл, медленно погружаясь в давние, озарённые рассветами и закатами, болезненно-счастливые, воспоминания о ней — о его любимой Нэрис Мейб Дарсгуард.
16
Лика
— Ликария Морриган! — матушка вошла в комнату Лики без стука.
«Практически ворвалась».
Выглядела королева при этом крайне недовольной.
— Да, ваше величество, — Лика нехотя поднялась с софы, где пыталась читать, однако, взвесив матушкин настрой и собственное нежелание тратить силы на ссору, сделала идеально почтительный реверанс.
— Почему ты всё ещё здесь? — мама обвела комнату девушки недобрым взглядом. — Почему у тебя не убрано? Почему ты всё ещё в ночной рубашке? А твои волосы… Лика, это недопустимо. Уже 10 утра!.. Ты завтракала? — с тревогой вгляделась в дочку родительница. — Куда смотрят принцессы Риамонта и Мадхава?
Лика шумно выдохнула, покосилась на выводок фрейлин, которые сопровождали матушку, и сдержав язвительность, которая так и рвалась наружу, произнесла:
— Ваше величество, в каком порядке изволите выслушать ответы на ваши многочисленные вопросы?
— Не трудитесь, дочь моя, — прохладно ответила матушка. — Несколько выговоров горничным поправят ситуацию. Вам же немедленно надлежит отправиться к…
— Горничные не виноваты, — перебила Лика королеву. — Это я их не впускаю.
— Как давно? — нахмурилась матушка.
— Не знаю… несколько дней? — предположила Лика, осознав вдруг, что пребывая в своём дневном затворничестве, она действительно потеряла счёт дням.
— Но почему?
— Мама… — Лика попыталась разжалобить королеву взглядом поверженной лани.
Однако её величество осталась такой же неприступной.
— Брянка и Гвен тоже не виноваты, — залепетала Лика.
Королева гневно промолчала, как бы говоря: «Не виноваты? Как же? Бросили тебя! Никуда не зовут, а сами день-деньской развлекаются!» Но поскольку этикет предписывал сдерживать всплески эмоций, а её величество и так уже позволила себе проявить чрезмерное неудовольствие дочерью, эти реплики она явно решила оставить при себе, позволив себе лишь сдержанное:
— Возможно. И всё же, — не удержалась матушка, — они могли хотя бы сообщить мне о твоём… стремлении к уединению. — Королева задумалась на несколько мгновений. — Впрочем, если учесть предстоящие празднества, это даже пойдёт тебе на пользу.
«Какие ещё празднества?» — хотела было спросить Лика, но тут же вспомнила о своём дне рождения — двухнедельном празднике, который теперь стал бесполезным, ведь Адайн исчез, и все грандиозные празднования, грозят превратиться для Лики в поистине грандиозную пытку.
— Может отменить всё, пока не поздно? — выпалила Лика первое, что в голову пришло.
На мгновение лицо матушки дёрнулось. Или Лике показалось, что дёрнулось? «Показалось,» — уверилась она, глядя на обычное выражение лицо королевы Блодвен — дружелюбную непроницаемость, свойственную женщинам властным и мудрым. Мягко улыбнувшись, королева произнесла:
— До праздника три дня… Извольте не позднее, чем через час быть в швейном флигеле. Для вас приготовили ровно
