правиле, должно быть, не слыхал. Маска была до того ровной да гладкой, а выражение ее — безучастным, что создавалось впечатление, будто война совсем не ее призвание и не то, ради чего ее делали. Темный плащ хитро скрадывал движения нападавшего, а вовсе не путался между руками-ногами, мешая владельцу. Тверд, поначалу списавший на не-опытность нежелание внезапного врага скидывать его, спустя пару умелых движений черномордого понял, насколько сильно ошибся. Пытаться в одиночку одолеть такого противника — дело, конечно, благородное, а для опытного воина так даже и достойное, но какой смысл рисковать жизнью, когда с улицы могут прийти на выручку два соратника?
Но едва черная личина заметила, что ее враг набирает в грудь воздух для крика, тут же выбросила вперед руку, плащ умело скрыл это движение, и не успевший вовремя среагировать на новую опасность мозг Тверда вдруг взорвался ослепительной вспышкой боли. Ноги подкосились, и тело грузным мешком безвольно ухнулось на пол.
Сквозь пляшущие перед взором пятна он увидел, как вражина отодвинул в сторону ту самую доску, которую обнаружил Тверд, и достал из-под пола увесистый, обтянутый тонкой кожей сверток. Само собой, отпускать его с этим подарочком было нельзя.
Тверд вздернул себя на ноги и тут же увернулся от черного кулака. Темное железо звякнуло о наручи. Обратным движением десятник воткнул локоть прямо в пялющуюся на него безучастную рожу. Вернее, непременно воткнул бы, прячься за ней любой другой человек. С этим почему-то не прошло. Он вообще дрался как-то чудно. Вот и сейчас, вместо того чтобы уворачиваться от удара, он, наоборот, резко подался навстречу, поднырнул под руку, ухватился за шею Тверда, в один миг напрыгнул на него, провернулся змеей вокруг тулова кентарха, неуловимо освободился от захвата и, зажав его голову ногами, бросился вниз. Сам-то черный кувыркнулся колесом, да тут же взвился на ноги, а Тверд, не привыкший к такому лихачеству, вынужден был то ли удивленно, то ли раздосадованно охнуть, ругнуться и бухнуться с оглушительным грохотом на пол. Залетел он аккурат в дыру, где не так давно еще был тайник. Хлипкие доски с треском подломились под его весом, увлекая на Тверда сверху лавки да стол с подломившейся ножкой. А следом, не успел он как следует подобраться, чтобы выбраться из трухлявой западни, прилетел и тяжелый сапог. Прямиком в нос. Мгновенная острейшая боль, пелена перед глазами, ломота в затылке, брызнувшие сами собой слезы. И потому откуда раздался грохот в следующий миг — от распахнувшейся двери или от треска в собственной башке, точно Тверд утверждать не мог. Но добивать его окончательно черный вертлявый угорь не стал, метнувшись куда-то вбок. Послышался звук свистнувшей стрелы, коротко тренькнуло впившееся в дерево железо.
— Ах ты рожа… — ругнулся Хват.
Пару раз железо звякнуло о железо, затем раздался судорожный вздох и — громкий треск. Еле-еле придя в себя, Тверд обнаружил, что уже не валяется в дыре в полу, а гордо стоит на четвереньках, вздернутый на них, скорее всего, исключительно воинским инстинктом. Мазнув беглым взглядом картину схватки, десятник успел подметить выбитую напрочь дверь и где-то там, на улице пытающегося подняться с ее деревянных обломков очень недовольного варяга. Туман выпустил еще одну стрелу в подобравшегося к нему врага, причем практически в упор. Но неуловимое движение то ли руками, то ли плащом — и стрела жалко цвиркнула по касательной, отлетев куда-то в сторону. Миг — и сокрушительный удар ногой отшвырнул лучника в раззявленный зев двери, кинув прямо на подобравшегося уже на ноги и бросившегося в атаку Хвата. Оба рухнули, отлетев к хлипкому тыну.
На всю эту картину, ни жив ни мертв, ошарашенно пялился бледный Путята. Но скользнувший мимо вор на гильдийца даже бровью не повел, лишь походя пихнув плечом.
— Уйдет! — гаркнул что есть мочи Тверд, подхватываясь в погоню. Черный кинулся влево, как раз туда, где они оставили коней. Голова гудела и кружилась, а чуть не втоптанный в горло нос несносно ломило. Ноги норовили запнуться одна о другую, а качающаяся земля — взлететь прямо к лицу. Потому он даже не понял, кто его сшиб с ног, когда он вырвался с заброшенного двора на улицу — пролетевший мимо конь, причем его собственный, или варяг, бросившийся наперерез и чуть не за шкирку вытащивший пьяно телепающегося Тверда прямо из-под копыт.
— Уйдет! — зубами хватаясь за воздух в попытке снова подняться, просипел Тверд.
— Да хрен ему промеж ушей! — гаркнул Хват, размахиваясь не хуже мельничного колеса и с шумным хэком отправляя вдогонку беглецу метательный топор. Железный звяк, короткое ржание лошади и разочарованный вопль варяга.
— Ушел! Ушел, псина рваная!
— Сверток! — почти одновременно радостно возопил Путята, бросаясь в ту же сторону, куда рванул от погони беглец.
— Да в дупле видал я твои свертки! — не унимался усач. — Этот черноморд меня — меня! — жопой в землю воткнул! Два раза! И ушел!
Варяг принялся осатанело боевым своим топором рубить доски забора, заходясь в крике, неистовстве и забрасывая все пространство вокруг себя щепой да прочими деревянными обломками. Один Туман, похоже, отделался более-менее легко. Он выпустил вслед беглецу еще одну стрелу, хватанул из ножен меч и бросился следом за купцом — на тот случай, если их соперник по поиску тайника восхотел бы вернуться обратно и снять с Путяты голову. Но, судя по удаляющемуся стуку копыт, тот останавливаться не собирался.
Тверд с трудом сел, оперся спиной о тын и провел рукой по лицу. Вяло текущая из ноздрей кровь лениво орошала усы и бороду, капая на броню и стекая под рубаху.
— Охолони, — проскрипел он, пытаясь усмирить варяжью истерию. — Ушел и ушел. В другой раз посчитаешься. Чую, раз идем одной дорогой, встретимся еще. Хуже, что он утащил с собой то, за чем мы сюда пришли.
— Да хрен он упер, — напоследок раздосадованно саданув по остаткам забора еще раз, утихомирился, наконец, варяг. — Это он топор мой упер, что я ему промеж лопаток засадил. А сверток этот ваш у него тут же из-под плаща и выпал. Вон, купчина над ним пляшет, что старик над первенцем. Сдается мне, гильдиец должен рассказать, по каким таким дорогам мы ходим, да с какими такими людьми на них сталкиваемся, что нас вот этак бьют без всякого разбора и стеснения.
* * *
В погоню снарядились быстро, не дав Путяте вдосталь наобниматься со своей находкой. Если топор Хвата или стрела Тумана и вправду достали черного, то уйти он далеко не мог даже на самой быстрой лошади. Да
