рыбалку. Они тогда закончили серию испытаний и даже завершили проверку и оформление научно-исследовательской документации. А Владимир подумал: «А почему бы и нет. Съезжу, отдохну с ним пару дней на какой-то базе отдыха при Ленгорисполкоме».
Рано утром они встретились на Финляндском вокзале и через два часа прибыли на станцию Каннельярви. Распорядитель дома отдыха встретил их на станции и пригласил в специальный железнодорожный вагон, в который была переоборудована автодрезина. В вагоне было два отсека, один из которых представлял собой салон, а второй предназначался для машиниста и обслуги. Салон был обставлен роскошно: стены обтянуты темно-оливковым шелком с огуречным рисунком, потолок обит досками карельской березы, а большой диван и три кресла – темно-зеленым бархатом. Со стороны помещения для машиниста имелся буфетный шкаф из дуба с откидной доской для сервировки закуски. Салон освещался электрическими лампами, а большие окна обрамляли изящные шторы.
Дрезина отъехала от станции и свернула на одноколейную боковую ветку. Они ехали по густому лесу, и стенки вагона соприкасались с ветками деревьев. Дрезина остановилась у озера, на берегу которого располагалось три коттеджа. Отдельно возле воды размещалась баня, из трубы которой валил дым. Их встретили две девушки, которые пригласили к накрытому столу позавтракать.
После завтрака Александр Петрович взял лодку и они отплыли от берега порыбачить. Настроение было отличное, погода солнечная и безветренная, рыба клевала. Вечером за обедом, уже после распитой бутылки коньяка, Александр Петрович, наконец, обозначил свою просьбу: «Владимир, вы очень известный ученый. А живете в коммуналке – это нехорошо, это нужно исправлять».
Владимир внутренне поежился. В бывшей комнате железнодорожного рабочего уже три месяца жил командированный в Ленинград партийный работник, что доставляло его семье немалые неудобства. Пока комната была закрыта и только его семья пользовалась кухней и ванной, было еще терпимо, хотя еще одна комната им бы не помешала: в семье подрастал сын. Но бронь с комнаты сняли и заселили командированного, и Владимир видел, как это не нравилось его матери. Хотя она и Секлета сдержанно улыбались и с партийным работником не ссорились, было видно, что он их стесняет.
– Все живут в коммуналках, мы живем как все.
– Но ведь раньше эта квартира принадлежала только вашей семье! – не унимался Александр Петрович. Владимир вспомнил, как отец рассказывал о том, что купил эту квартиру на приданое его матери еще до революции.
– А вы можете чем-то мне помочь?
– О да, у меня большие возможности. Есть человек – он решит вопрос о переселении вашего жильца, и тот с удовольствием поедет, потому что мы улучшим ему жилищные условия. Но у меня к вам будет маленькая просьба, которая вам совсем ничего не будет стоить. Вы ведь готовите к выпуску статью, так вот возьмите меня соавтором. Неловко получается: все в университете считают меня завхозом, а ведь я аспирант и тоже хочу защититься».
Владимир задумался: у него 50 научных работ, если он возьмет Александра Петровича соавтором, ведь с него не убудет. Да и дефицитное оборудование для экспериментов он на заводе достал. И они договорились.
Через месяц партийный работник с радостью переехал и они пригласили Александра Петровича на новоселье. Тот пришел не с пустыми руками, а подарил им холодильник ЗИЛ и пылесос, которые тогда были в дефиците. Мама просто сияла, но Секлета была напряжена и, когда они ложились спать, сказала: «Держись от него подальше, он мне не понравился».
Но Владимир и не думал заводить дружбу с Александром Петровичем. Он опять с головой ушел в научные эксперименты, а по вечерам и в выходные писал работу на соискание степени доктора биологических наук.
В октябре 1949 года начались аресты по «Ленинградскому» делу. Арестовали секретаря ЦК ВКП(б), бывшего первого секретаря Ленинградского обкома А. А. Кузнецова, первого секретаря Ленинградского обкома П. С. Попкова, второго секретаря Ленинградского горкома Я. Ф. Капустина, председателя Ленгорисполкома П.Г. Лазутина. Вместе с ними были арестованы высокопоставленные выходцы из Ленинграда: председатель Госплана СССР Н. А. Вознесенский и председатель Совета Министров РСФСР М. И. Родионов.
В январе 1950 года для арестованных по «Ленинградскому» делу специально восстановили смертную казнь, а 1 октября 1950 года через несколько часов после приговора все они были расстреляны.
Владимира арестовали по доносу Александра Петровича Косого. Он написал о том, что Владимир неоднократно отдыхал и рыбачил в элитном охотничьем хозяйстве, ездил на комфортабельной дрезине, за взятку перепрописал командированного из своей квартиры и незаконно въехал в комнату, а также бесплатно получил от директора Ленинградского завода пылесос и холодильник. Следователей не смутила эта откровенная обвинительная чушь, и они с удовольствием и служебным рвением стали раскручивать Владимира как фигуранта «Ленинградского дела». В квартире провели обыск: нашли холодильник и пылесос. Проверили выписки из домовой книги и обнаружили, что бывший сосед Владимира переехал в маленькую, но отдельную квартиру, а его комната досталась семье Владимира.
Кто-то из сильно избитых фигурантов дела рассказал следователям о том, что Владимир действительно не раз отдыхал в элитном охотничьем хозяйстве и что его семья бесплатно получала продукты из столовой Ленгорисполкома. На основании этих показаний Владимир попал под «чистку» городской и областной номенклатуры. Он получил 10 лет с правом переписки, его семья была выселена из города, а квартира конфискована.
Секлета с матерью и маленьким Виталием решили уехать в Саратов. Идти за билетами на вокзал они боялись и поэтому решили ехать на электричках. Сначала четыре часа ехали до Малой Вишеры, потом до вечера ждали электричку до Акуловки в ледяном павильоне. Там их пустил переночевать сердобольный железнодорожник, спали они на полу возле буржуйки. Рано утром на первой электричке добрались до станции Бологое. В вагоне было очень холодно, и Секлета, как могла, согревала маленького Виталия и мать, которой отдала пуховый платок.
В электричке Бологое – Калинин мать поняла, что с Секлетой творится что-то неладное. Она вся горела, глаза лихорадочно блестели, а дыхание было тяжелым и прерывистым. «Только бы доехать до Калинина», – думала мать, но поезд ехал еле-еле. Когда к ночи они добрались до Калинина, Секлета была уже без сознания и ослабевшая мать позвала на помощь милиционера, который завершал обход вагонов электрички. Тот на старом милицейском газике довез их до больницы. Врачи поставили страшный диагноз – легочная чума и поместили Секлету и мать в отдельный бокс. Маленького Виталия утром перевезли в детскую больницу без каких-либо документов.
Через два дня Секлета умерла на руках у матери. Сердобольный милиционер приехал в больницу проведать их, узнал ужасные новости и решил как-то помочь пожилой женщине и ее внуку.
