в поколение в семье первой жены твоего отца. Оно принесет тебе счастье». Лита плакала, ей было очень жалко отца, брата Виталия и его жену Секлету, но более она о них не спрашивала, потому что очень любила отца и чувствовала его боль как свою.
Прошло несколько лет, и однажды отец сказал: «Лита, тетя Аня стала твоей второй мамой, потому что в таком большом городе, как Москва, девочке нельзя без мамы. Мы оформили специальные документы, и теперь ты – ее дочь».
Москва, Ленинград 1974 год
«Скоро мы все вместе поедем в Ленинград, – однажды за воскресным обедом сказал Владимир. – Маме Ане удалось получить бронь в гостинице «Ленинград» на твои каникулы, Лита. Так что собирайтесь, поедем на неделю». Отец очень редко говорил о Ленинграде, и Лита подумала: «Он покажет мне город своей юности и квартиру, где они жили с Виталием и первой женой». Мама Аня купила для поездки большой кожаный чемодан. Ее клиентка – жена начальника главка из министерства – предоставила ей обкомовскую бронь на неделю на два номера в гостинице «Ленинград» на Пироговской набережной. Другая ее клиентка достала им три билета в вагон СВ поезда «Красная стрела». Поездка была запланирована на ноябрьские школьные каникулы, на которые приходилось празднование годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Все граждане СССР знали, что Ленинград – это колыбель революции.
Мама Аня положила в чемодан теплые вещи, свитера, носки и вынула с антресолей зимнюю обувь. Она хорошо помнила, что в Ленинграде уже в октябре выпадает снег, который не тает до апреля.
«Красная стрела» традиционно отправлялась в 23 часа 55 минут, и мама Аня заказала такси по телефону на 22-30. «Такси опоздает, где-нибудь задержимся, от такси еще идти до вагона, так что в 22-30 в самый раз», – подумала она. Они приехали на Ленинградский вокзал за 50 минут до отправления и долго шли сначала до вокзала, а потом по старинным коридорам великолепного здания – творения архитектора Тона – к платформе, специально предназначенной для «Красной стрелы». Ровно за 40 минут до отправления показался электровоз и к платформе подкатил фирменный поезд с вагонами красного цвета. Проводники открыли двери и встали у входа в вагоны как часовые на посту.
Владимир пригласил их в СВ-вагон номер 7, который предназначался для номенклатурных работников и членов их семей. Элегантная проводница, облаченная в фирменное пальто и шапку-таблетку из серого каракуля, проверила документы и билеты и с особенным почтением в голосе произнесла: «Добро пожаловать! Если вам что-то понадобится, пожалуйста, обращайтесь».
Клиентка мамы Ани, которая доставала им билеты, сказала, что они поедут в специальном фирменном купе с душем и раковиной. И, действительно, полки в их купе были одна над другой, а в углу рядом с окном располагалось кресло, так что можно было сидеть вдвоем за столиком у окна, наблюдать за быстро меняющимся пейзажем, пить чай или что-нибудь покрепче. Проводница с гордостью демонстрировала достижения советского железнодорожного люкса, и пассажиры с восхищением узнали, что в купе было не простое кресло и что оно отодвигалось, а под ним находилась небольшая раковина для умывания. Но самым диковинным в купе СВ был настоящий душ с горячей водой, который располагался между двумя соседними купе и походил на встроенный шкаф. Проводница раздавала специальные ключи для душевой двери, которая открывалась только тогда, когда замок душевой двери второго купе был закрыт. Соседи двух смежных купе с общим душем на одну поездную ночь становились почти родственниками – им предстояло познакомиться, пообщаться и установить расписание пользования душем в вечернее и утреннее время.
Нижняя полка купе СВ представляла собой роскошный бархатный диван темно-красного цвета. Верхняя полка была в полтора раза шире привычной поездной полки, ее матрац был очень мягкий, так что командированные в Москву номенклатурные ленинградцы засыпали крепким сном сразу после отправления «Красной стрелы». А избалованные номенклатурные москвичи любили посидеть в роскошном вагоне-ресторане, выпить вина или коньяка и съесть ростбиф или котлету по-киевски с воздушным картофельным пюре и половинкой крепкого соленого огурца. Когда поезд подходил к Калинину (Твери), вагон-ресторан пустел, а жизнь в поезде замирала до утра.
Оркестр по вокзальному радио начал играть «Подмосковные вечера», и поезд медленно тронулся. Мама Аня с Литой устроились в роскошном купе и сразу же заснули, а Владимир, который ехал в купе вместе с весьма важным командированным, лежал на мягкой верхней полке и заснуть не мог. Завтра он будет в Ленинграде, Петрограде – городе детства, юности и огромного мало кому выпавшего счастья. Еще в ссылке, чтобы не сойти с ума, он заставил себя забыть арест и трагические события, которые за ним последовали. Но сейчас он разрешил себе вспомнить все до мельчайших подробностей, и тупая боль, всегда мучившая его внутри, вдруг стала такой невыносимой, что он застонал. Испугавшись разбудить важного командированного, он постарался взять себя в руки, но поезд приближался к Калинину, и Владимир почувствовал дыхание преисподней.
Ленинград, 1950 год
В 1950 году Владимир закончил исследования, необходимые для создания прививки от коклюша, и дописывал итоговую научную работу. Профессор Виноградов высоко оценил научные результаты работы Владимира и уже видел в нем своего преемника. «Исследования по прививке тянут не только на докторскую, но и на Нобелевскую премию», – говаривал профессор и с нетерпением ждал завершения работы.
Помощником Владимира был некто Александр Петрович Косой, выпускник кафедры профессора 1949 года. Александр Петрович, несмотря на то что учился в аспирантуре, был в лаборатории «на подхвате»: он «пробивал» необходимое для исследований оборудование, готовил краткое описание запрошенных Владимиром научных работ, следил за доступом посторонних в лабораторию и выполнял такое множество мелких полезных дел для всех, что слыл незаменимым в своей области. У Александра Петровича были большие амбиции насчет карьеры, и в ученом совете университета считали, что у него уже на выходе кандидатская. На самом деле у него не было даже публикаций, не то что готовой диссертации, а между тем второй год его аспирантского срока заканчивался. Чтобы иметь публикации, необходимо было вести научные исследования, а Александр Петрович посвящал все свое время общественной и партийной работе. Поэтому он все время как-то пытался подобраться к Владимиру с тем, чтобы он взял его соавтором в самую незначительную статью или даже депонируемую рукопись.25 А Владимир искренне не понимал его намеков, но помощь принимал как должное, ведь кто-то должен был делать в лаборатории и работу такого рода.
Однажды Александр Петрович пригласил Владимира на
