и сомневался, что Матушка распознает неправду.
Повернулся к людям старейший, спрашивает:
— Есть ли кто ещё, наветами угнетённый?
Молчит община. И то сказать, после такого-то, кто ж насмелится клевету возводить? К Цветае жених подошёл, обнял, успокоил. Он-то ни на чуть в сомнениях не был, нисколечко не пенял ей. Пошли они к костерку по-над речкой. И люди прочь отошли от того места. Гулянье продолжилось до утра. Хороводы зазмеились по лугу, костры жаркие запылали, песни зазвучали. До утра чтили-почитали матушку-Землю. Охальник[83], что Цветаю порочил, к утру вовсе изнемог. Забрали его родители, увезли в другое село, от позору подалее. Да токмо худая слава поперёд человека бежит. О суде Земли-матушки далеко молва разнеслась. Несладко наветнику пришлось! Знамо дело, коли несёшь хулу зряшную, то знай, что ответ держать придётся. Правда, всё одно, наружу выплывет.
Под утро проснулась Злата у реки. Рядом бабушка Ждана сидит, на воду смотрит.
— Что, краса, выспалась? — улыбнулась старушка. — Пошли до дому, Золотая Травушка.
Тут девочка вспомнила, что теперь у неё новое имя. Пуще прежнего велико звучит и, как ни крути, спросу с такого поболе.
— Бабушка, — обратилась она, — ну, какая же Золотая Травушка, коли вовсе ничего в травах не смыслю?
— Научу тебя всему! — засмеялась Ждана. — Все знания свои тебе передам. Только, хочешь ли такого?
— Ой! — воскликнула внучка. — Хочу! Очень хочу, бабушка!
С тем и пошли они до избы. Травушка и вправду быстро всему выучилась у Жданы, знатной травницей числилась в тех краях. Не зазря ей имечко сильное дала Земля — Золотая Травушка!
Свыдень, или Обманная любовь
Красота вокруг, не насмотришься! Душа радуется, и сердце млеет в благости. Человеку много ли надоть? Хлеб, вода, крыша над головой имеется, солнышко светит, рядом есть тот, кто понимает и любит. Вот и всё! Думаете, мало? Расскажу сейчас, как познавали это наши предки. Может, понятнее станет.
В незапамятные времена прижились на берегу реки люди. Избы поставили, жёнок нашли, деток народили. Само собой, землю пользовать стали, в тайгу за зверем ходить, за ягодой, грибами и протчими нужностями. Много ли мало ли, а времечко летело. Подросла в одном дворе девчоночка Красава. Вскорости в пору невест вышла. Девка видная получилась, под стать имени. Статная, высокенькая, почти вровень с отцом. Коса русая в руку толщиной по спине до земли ровной дорожкой стелется. Глаза, что два изумруда, бровки вразлёт и ресницы пушатся тенями, взор прикрывают. А носик курносый нрав весёлый выдаёт! И то сказать, первой певуньей прозывалась, заводилой в пляске числилась. На язычок, опять же, бойкая, редко смолчит перед парнем. Ну, знамо дело, побаивались женихи связываться с нею. Кто так и сказывал, страшусь, мол, отказа. А кто, слышь-ка, нашёптывал за спиной, гордячка, мол, в зазнобах никудышная. До Красавы доходили слушки эти, горилась[84] она, не без этого. Но после такие частушки складывала о сплетниках, что народ со смеху покатывался, а на шептунов косились, посмеиваясь. И случилась с девушкой однажды небывальщина.
Гадали они с подружками на праздник Коляды[85], и было ей видение — парень тёмный, косая сажень в плечах, а имечко — Видень. Но лица не разглядела, только голос звонкий услыхала. Думки затаила про себя, ни с кем не поделилась, чаще на посиделки ходить стала да вглядываться в парней. Зима-то прокатилась саночками, весна отшумела ручьями, лето в двери стукнуло. Как-то по землянику пошла Красава с парой подруг. Место недалече, за деревней прямо, не заплутаешь. Разбрелись девчата, так иной раз аукнут, а сами ягодку в корзины собирают. Оно, вишь, кто крупнее и скорее насобирает, тот за первую в этот раз числится. Игра такая у девок!
Красава, знамо дело, тоже старается обойти товарок своих. И то сказать, так и выходило — полянка попалась завидная, ягодка к ягодке. Тут позади и раздался голосок ласковый:
— Доброго денёчка, красавица, да крупной ягодки тебе!
Поворотилась девушка и обомлела. «Он! — вскричала в мыслях. — Как есть, Он! Тот самый, которого в воде увидала!» Стоит обомлевшая, а молодец ближе к ней подошёл, улыбается.
— Дозволь, — говорит, — имечко узнать твоё, красавица.
Отмерла после этих слов ягодница, молвит в ответ:
— Имя моё тобой будто угадано, Красавой меня кличут.
— Вот как! — изумлённо бровь красивую изогнул собеседник. — Верное имя тебе дадено!
— А как тебя прозывают, молодец? — Красава в себя пришла, лукавинка к ней вернулась. Приосанился парень, улыбнулся:
— Свидень — вот моё имечко. Токмо люди переиначили малость, Виднем окликают.
— Видень… — протянула Красава и смутилась немножко. Вишь, и имя совпало! Жаром щёки опалило, сердце застучало быстрее. А Видень смотрит нежно, за руку берёт её, под берёзку сажает и ласковые речи заводит.
Спустя-погодя подружки окликают Красаву, аукают, домой, мол, пора! Подхватила она полную корзинку и поспешила к околице. А с парнем уговорилась встречаться под берёзкой на вечерней зорьке. Никому о встрече не сказалась, просил, вишь, ухажёр о том. После, мол, объявим обо всём, как получше узнаем о наших чувствах. И послушалась ведь!
И начали они видеться утайкой. То утром, то вечером назначает ей кавалер встречи, разговоры разговаривает, ласки всякие позволяет, дурманит девчоночку, а дальше этого ни на шаг. Спала с лица Красава, тени под глазами легли, плохо спит ночами и всё о дружке думает. Дело уж до поцелуев дошло и протчего. Чует девушка, что подвох какой-то, но не может с чувствами совладать. А воздыхатель пуще прежнего соловьём разливается, вскорости, мол, пирком да за свадебку. И тут же голову клонит к земле, не пара я тебе, Красава. Нет, мол, во мне ничего хорошего. Та в ответ кидается защищать его:
— Что ты, мил друг! И приятный ты, и ласковый в обхождении! Лучше тебя никого в мире нету!
Лето с осенью поздоровкалось, место уступило, как водится. Стал и наш ухажёр чаще говаривать о сватовстве. Красава и вовсе засветилась от счастья. Жду, говорит, не дождусь того денька!
Тут не выдержала девушка и проговорилась промеж подруг о скорой помолвке. Те удивились, знамо дело. Сколько скрывала жениха! Стали пытать, кто да откуда? А Красава головой мотает в ответ и помалкивает. Домой-то пошла и призадумалась. А ведь и верно, не ведает она, из какой деревни будущий наречённый, кто мать, отец. Ничего
