понимаешь, в согласии с душой и сердцем. И жила в те давние времена одна девочка по имени Злата. Семья из беднейших была. Не потому, что ленивы были, нет, работали от зари до зари. Да преследовали их беды одна за другой. То лошади падут, то коровы молока не дают толком, то не родит пашня. Детки, что в семье нарождались один за другим на погост[77] ушли. Одна Злата и выжила. Было ей годочков восемь, когда родители померли. Сначала отец на покосе испил воды родниковой в жаркий день, а потом и мать зачахла от тоски по супругу. Взяла племянницу к себе сестра матери Дарья. Женщина добрая, Злату не обижала, но сами посудите, когда в семье ты восьмая, да ещё и старшая из девчонок, много ли тебе воли достанется?
Девчоночка обиду ни на кого не таила, крутилась по дому, успевая, где могла. А всё ж нет-нет, да и вспомянет, как матушка и батюшка её лелеяли. Всплакнёт, конечно, не без этого. А тут весточка пришла из соседней деревни, что отец Дарьи помер, и мать слегла, ухаживать некому. Куда деваться? Тесно в избе, но ещё маленько пододвинулись, бабулю на печку определили, к малым. Старушка за детками приглядывать помогала, всё облегчение для Златы.
Как-то раз присела Злата передохнуть на лавку, глаза прикрыла, мать родимую вспомнила, улыбается думкам. Тут ей бабушка Ждана, так её звали, и говорит:
— Имечко у тебя красивое, да тяжёлое!
— Почто так, бабушка? — вопрошает девочка.
— Потому что имя великое больно. Тебе имечко ближе к земле надо придумать. Ты и родилась в месяц Земли — травень[78].
Старушка подумала недолго и продолжила:
— Скоро именины земелюшки нашей будут, испеки каравай, да испроси себе новое имя.
— Ой, бабушка, — испуганно молвит Злата, — боязно мне!
— Не бойся, помогу тебе, деточка.
Ближе к празднику в доме убрались начисто. Ждана вместе с девочкой замесили опару, травок нужных бросили. Под утро встали, на реку пошли. Окунулась Злата сначала в росы луговые, потом речной водой окатилась и вновь по лугу прошлась. Очистилась, значит. Тесто стали месить. Ждана учит Злату, что да как говорить надо:
— Поклонись на четыре угла да молви следующее: то земелюшка опара, будь душе моей под пару, как ладно тесто месится, так всяк зерно в Землю вместится.
Чуть погодя стали пироги ладить, другое изрекает:
— Пироги пекутся-поднимаются пашня зерном спелым наливается! Пироги пышны да ладны, женихи удачны, складны! Помоги, мать сыра Земля, чтоб поднялась и судьбина моя!
Злата всё повторила и не по разу.
— А про имечко, когда сказать, бабушка?
— Не торопись, — отвечает та, — то на праздники испросишь.
До солнышка всё приготовили. Травой да цветами, что с лугов принесли, избу украсили. Над порогом венок повесили. В этот день надо зорко поглядывать, не упадёт ли венок, коли гость в дом входит. Упадёт, знать недоброе замыслил входящий. Потому утром все к друг дружке захаживали. То спросить чего, то просто поздороваться, порадоваться празднику. Показывали, слышь, что чисты помыслами. А избы за три от той, где Злата проживала, мужик Бедай хозяйничал на своём подворье. Дочка у него Цветая на выданье была. И пошёл по селу слух нехороший, что, мол, обещалась девка одному, а с другим гуляет. Знамо дело, девушке укор страшный и обида. Прибегала она бабке Ждане пожалиться, совета испросить. Та утешила, совет дала и теперь Цветая сильно праздника ожидала, чтоб обратиться на суд к матери-Земле.
Ну, ближе к обеду потянулись всем селом в поле. Холсты вышитые расстелили, угощение поставили. Около каждой девушки пирог именной, на желание — кто жениха просит, а кто, наоборот, будет поклоны бить, чтоб отложить свадьбу. У замужних своя заботушка — пирог выпечен, чтоб достаток попросить и здоровья в семью.
Медовуху и сбитень сперва на землю вылили, поблагодарили Землю-матушку за то, что родит хлеб и всякое протчее, потом чарки пригубили. Все в круг встали, каждый в него входил по старшинству, кланялся на четыре стороны и просил о своём, разламывая пирог и щедро посыпая вокруг. А в это время люди песню пели вполголоса:
Ты родная Земля-матушка,
Всем великая кормилица,
Не оставь о нас заботушку,
Не оставь нас горемыками.
Ты прости, прости, родимая,
Что сохой твою рвём грудушку,
А причешем так боронушкой,
И лопатим с утра до ночи.
Просим мы благословения
У тебя, помилуй благая.
Одари своей щедротою,
Одари своею милостью.
Прости, Матушка,
Прости, кормилица,
Прости виноватых!
Все в круг сходили, просьбы высказали, осталась одна Злата. Толкает её Ждана тихонько в спину, иди, мол. Ну, вышла в серёдку девчоночка, покланялась и напевно молвит, как бабка учила:
— Помоги мне, родна Матушка, ненаглядная земелюшка, подари мне ново имечко, что с тобой навеки связано!
Люди поют да улыбаются, потому, как редко кто имя просил на смену. И тут сверху на Злату стали падать травы разные, где пучками, где по одному стебельку. Люди примолкли, а старейшина посохом стукнул, следующее изрёк:
— Сама Матушка имя тебе дала! Отныне Травушкой станем звать тебя.
Чуть помолчал и добавил:
— Золотая Травушка!
Все загомонили радостно, переглядываться стали. Ясно дело, земля чудо явила. Надолго теперь разговоров будет!
Тут Цветая голос подала:
— Прошу, Земля-матушка, заступись за невинную!
Народ в сторону отхлынул, Цветая заранее большой венок сплела и теперь положила его перед народом и внутрь вошла. Поклонилась на четыре стороны. Каравай именинный разломила на части, под ноги бросила со словами:
— Я прошу защиты рода, не обманывала сроду[79]. Знаешь, мать-земля, все горести, рассуди, прошу, по совести!
А наветник[80] её с дружками покрикивает, обидные напраслины выговаривает. Старейшина посохом повёл:
— Коли правду молвишь, не зазря изветы[81] твои, ступи внутрь венка. Пусть Земля рассудит.
Тот сумлевается, а куда от народу отпрянешь? Вытолкали его поперёд. Ну, делать нечего, он грудь колесом и рядом с девушкой встал. Споначалу ничего не случилось. Парень запосмеивался горделиво. Вот, мол, за мной правда! А Цветая побледнела вся, слёзки закапали. Тут Матушка и вдарила. Вздыбилась земля под клеветником, навысь[82]^ кинула его, а после разверзлась под ним и по колено вниз утянула. Задрожал очернитель, затрясся, стал прощения испрашивать у народа.
— Замолчь! — так сказал глава рода. — Проси мать-Землю о прощении, потому как испоганил ты праздник своею ложью. Да ещё
