деревне тоже?
— И в деревне. А вы отстали?
— Отстали, бабушка. Но мы догоним еще.
Старуха с сомнением оглядела их.
— Шибко идет. На колесах.
— Нам бы с вашими поговорить, с деревенскими.
Старуха помолчала, потом, как бы рассуждая сама с собой, спросила:
— Свои, значит?
— Ну конечно, свои, бабушка, — Инна шагнула вперед.
— Пойдемте со мной. Только я тихо пойду, ноги не мои совсем.
— Да и мы тихоходы, бабуся, — сказал Слободкин.
Инна взяла старуху под руку. Они пошли в самую чащу. Через каждые несколько шагов старуха останавливалась, хрипло и тяжело вздыхая. Парни тоже пользовались остановками, чтоб передохнуть.
— К старику хотела сходить, проведать, как он там, да уж ладно, к ночи схожу, — сказала старуха.
— А старик где? В деревне?
— Вот и горе-то.
Инна остановилась.
— Вы уж, бабушка, ступайте тогда в деревню, а хотите, мы вас проводим.
— Ишь чего удумали! Он вас живо проводит! — она подняла над собой палец. — Проводил уж немало. Схоронить не успели еще…
— Старика вашего мы видели, бабушка, — не выдержал Кузя. — Он в крайней хате, на печке сидит?
— На печке, на печке, — широко раскрыв глаза, запричитала старуха. — Наши были у него намедни. Живой вроде. Живой? А?
— Он с печки никуда. Хочу, говорит, помереть в своем доме.
— Ну вот что, бабушка, — подумав, сказал Кузя. — Мы еще к нему сходим. Вот с вашими повидаемся, поговорим обо всем, потом проведаем вашего мужа.
— Какого мужа? Сосед это наш.
— Сосед?
— Сосед.
— И что же? Так вовсе один и живет?
— Один.
Кузя, Слободкин и Инна переглянулись. В такую минуту чужие люди друг о друге пекутся. Хотелось сказать старухе что-нибудь очень хорошее, доброе. Но слов тех не было у них в эту минуту. Все куда-то исчезли вдруг. Только Инна молча обняла старую и поглядела вверх: где-то, на самом краю неба, шевельнулся тревожный звук.
— Самолет?
— Нечистая сила, — перекрестилась старуха.
— Он самый, — сказал Кузя. — Высоко.
— Высоко, высоко, — засуетилась старуха. — К своим надо, к своим.
Самолет действительно шел на большой высоте. Шум его уже доносился настойчиво накатывавшимися волнами, но через несколько минут, оказавшись в плотном кольце баб и стариков, Кузя, Слободкин и Инна забыли о самолете.
Их провожатая стояла с гордым видом рядом, продолжая что-то говорить, но слабый голосок ее совсем уже не был слышен. Вопросы сыпались со всех сторон. Кто такие? Откуда? Куда? Что на фронте? И где он, фронт?..
О себе Кузя, Слободкин и Инна рассказали, конечно. А вот фронт? Что там сейчас? И где он, в самом деле? Им вдруг стало мучительно стыдно за то, что не могут дать ответа. Деревенские поняли это и попробовали, как могли, успокоить:
— Там знают, наверно.
— Где?
— В Москве. Там все знают.
Мало утешительного было в тех словах. На душе еще горше стало, еще обиднее. У Кузи вырвалось:
— Не бежим мы, не думайте…
— Христос с вами! Нешто мы попрекаем? Насмотрелись на всякое. Израненные скрозь, избитые, больные — в чем душа держится, а идут, свою часть догоняют. Да нешто ее догонишь? На одних грибах-то? Много в лесу развелось грибников вроде вас, горемычных.
— Грибников?!.
— Ну да, голодные идут, огня не разжигают, едят все сырое — грибы, коренья, ягоды. Ах, сыночки, сыночки, что же делать с вами? Чем подсобить? Куда девать?
— Никуда нас не надо девать, — мрачно сказал Кузя. — Нам бы табачку на дорожку, а еще…
— А еще?
— А еще расскажите, где мы. — Кузя почему-то покраснел и уставился в землю. — Шоссейка рядом какая?
— Варшавка.
— Варшавка? Так вот нас куда занесло!..
Кузя поглядел на Слободкина и Инну.
— А мы думали…
— Точно, Варшавка. Он по ней днем и ночью.
— Ну, ночью-то не особо, днем, это верно, густо идет. Значит, Варшавка. Так, так, так… Ну что ж, это лучше даже. А деревня?
— Карпиловские мы.
— Не слыхал что-то. А ты, Слобода? — Кузя наморщил лоб.
— И я тоже.
— А Песковичи знаете?
— Это где же будут?
— Там, — неопределенно махнул рукой Кузя. — Так как же насчет табачку? Нам нынче в дорогу.
Но не так-то легко было внушить старикам и бабам, что солдаты есть солдаты. Знай свое — сыночки, и все тут. И еще — доченька.
— А эта-то куда?
— С нами она.
— Девочка ведь совсем. Это что же творится на белом свете? К мамке надо бы, не на войну.
Инна молчала-молчала и вдруг разобиделась:
— Мне медсанбат догонять надо.
Незнакомое слово «медсанбат» произвело впечатление. Очевидно, деревенские подумали, что медсанбат — это какое-нибудь учреждение, находящееся далеко от линии фронта. Они и сами не знали, до какой степени были правы. Сколько таких медсанбатов встретили потом Слободкин, Кузя и Инна на дорогах войны! Именно далеко от линии огня, в глубоком тылу, но не в том тылу, где спокойно и тихо, а во вражеском — где от тебя до смерти рукой подать.
6
Вечером того же дня, перед тем как расстаться, деревенские собрали солдатам в дорогу целую корзину всякой еды. Две чистые простыни пожертвовали на бинты. И про табак не забыли.
В ту минуту казалось, что продуктов хватит на неделю. Но слова баб и стариков о «грибниках» подтвердились. Уже на следующее утро повстречали двух пограничников — изможденных и ослабевших.
Они тут же, за один присест съели почти все, что было в корзине. Как поели, так и свалились, впав в глубокое забытье. Разморило ребят. Лес огласился таким храпом, что стало страшно: все та же Варшавка, от которой Кузя, Слободкин и Инна старались теперь не отходить, была не дальше как в двухстах метрах. Чтобы восстановить тишину, пришлось разбудить новых знакомых. Это оказалось не таким простым делом.
Кое-как растолкав пограничников, получили заверение, что шума больше не будет. Не прошло и нескольких минут, как те снова захрапели. Всю ночь только и делали что будили храпунов, а под утро, выбившись из сил, сами заснули. Но не все. Позднее Кузя и Слободкин узнали, и то совершенно случайно, что Инна совсем не ложилась в ту ночь.
После этого авторитет ее в глазах Кузи и Слободкина возрос еще больше. Когда знакомили Инну с пограничниками, Кузя так и сказал:
— Она у нас молодцом в отряде.
— Точно, — поддержал его Слободкин. — Подписываюсь.
— Насчет Инны?
— И насчет отряда тоже. Как это мне раньше в голову не пришло? Мы ведь и вправду отряд, а теперь тем более. Сила!
Рассказали друг другу о своих мытарствах по лесам. Подсчитали «штыки» и решили действовать сообща. Даже название отряду придумали. Так пограничники
