этот раз Дэйну было не страшно. Его будоражило это чувство, нравился ветер и то, как мир переворачивается вокруг.
Через три таких оборота дракон снова полетел спокойно. Дэйн смотрел на открывавшийся вид, дышал глубоко, его как волны в море, накрывало восторгом.
Дэйн уткнулся головой в драконью спину. Никогда еще прежде Дэйн не чувствовал себя так хорошо, так спокойно.
Так счастливо.
Радость вдруг сменилась печалью. Он взглянул на дракона, и мысль, удивившая его самого, вдруг прорезала сознание.
— Я так не хочу оставлять тебя здесь одного… — шепнул Дэйн в чешую, зная, что его не услышат.
Когда они оказались на земле, уже начинало темнеть. Голова у Дэйна кружилась, но в глазах сияли искры радости. Пришла его очередь захлебываться словами, пытаясь передать всю гамму восторга.
Дракон, в своей уже человеческой форме, наблюдал за ним с робкой улыбкой.
— Рад, что тебе понравилось, — сказал он тепло.
— А тебе?
Дракон улыбнулся еще шире.
«Действительно, — подумал Дэйн, — все же и так очевидно».
Они вошли внутрь замка, и пока шли по коридору к столовой, чтобы приготовить ужин, Дэйн не мог отделаться от ощущения, словно что-то изменилось. А все мрачнеющее лицо дракона, подсказывало, что изменилось что-то не в лучшую сторону.
— Не пойму, в чем дело, — поделился Дэйн.
— Стало светлее, — дракон кивнул на потолок. Сверху, подобно паутине и, не обращая внимания на стены, расползались золотые нити проклятия. — Оно набирает силу.
— Замечательно, — Дэйн положил руку дракону на плечо и ободряюще сжал. — Не нужно будет тратить свечи.
Дракон кивнул, и даже выдавил улыбку, хотя тому было совсем невесело. А Дэйн не стал давить, позволив дракону натянуть свою привычную маску.
С того дня дракон растерял приобретенный с таким трудом покой. Нити продолжали расти, охватывая все больше коридоров.
При виде этих золотых нитей, которые в первый день очаровывали, сейчас внутри Дэйна образовывалась холодная пугающая пустота. Словно голос, зовущий из самой тьмы глубокой пещеры. Голос неизбежной смерти.
Дэйн однако, успешно гнал от себя эти мысли, в отличие от дракона. Его вид становился все изможденнее, прямой стан подгибался, улыбка все реже появлялась на его лице. Пару раз Дэйн замечал, как ящер почти с ненавистью шарахается от золотых прожилок, уже спустившихся до уровня их роста. Стало очевидно, почему тот выбрал свою спальню. Не только из-за балкона, откуда удобно взлетать в драконьей форме, но и потому, что ненавистные нити туда не дотягивались.
Но все это были минуты, когда Дракон не знал, что на него смотрят. В остальное время он упорно делал вид, что все хорошо и пытался, как мог, наполнить дни Дэйна радостью. И чем больше пытался, тем больше, казалось, сходил с ума.
Как бы им не хотелось замедлить ход времени, оно неумолимо шло. До дня, о котором никто не хотел говорить, осталась одна ночь, и Дэйн не мог заснуть. Он винил в этом настырные всепроникающие золотые прожилки, от которых нигде не было спасения, и которые, в отличие от свечей, нельзя было погасить, но на самом деле все его мыслям были о драконе.
За ужином тому стало совсем невыносимо, и Дэйн не знал, как помочь, какие слова найти, чтобы утешить.
Дэйн выбрался в коридор. Хотелось выбраться, подышать ночной прохладой моря, но, не дойдя, он вдруг услышал мелодию. Настолько тихую, что поначалу Дэйн решил, что ему чудится.
Он пошел на звук. Постепенно он становился все громче, а золотые нити редели. И Дэйн был только рад, порой ему казалось, что они тянутся к нему и хотят поймать, словно мотылька.
Наконец Дэйн нашел источник звука. В просторной зале, без единого источника света, кроме того, что дарила светлая ночь, сидел дракон за инструментом.
Дракон играл рвано, трагично и больше бил по клавишам. Инструмент, уже старый и видимо не совсем сохранивший былую музыкальность, делал что мог, но мелодия выходила местами не стройной, хотя пальцы дракона виртуозно гуляли по клавишам.
Дракон плакал. Совершенно не сдерживаясь, не замечая ничего вокруг. И Дэйн сначала хотел оставить его, но одернул себя. Времени у них почти нет. Нет смысла тратить его так, по отдельности, в страданиях и раздумьях.
Обо всем, чем надо Дэйн уже подумал, а у дракона еще будет время его оплакать. Сейчас-то он жив.
— Не знал, что ты играешь, — громко сказал Дэйн. — Рад, что услышал.
Мелодия оборвалась, дракон вздрогнул, увидев Дэйна, и торопливо вытер глаза.
— Прости, что разбудил. Обычно он звучит тихо.
— Я не мог уснуть, так что ты тут не при чем. У тебя здорово получается.
Дракон помотал головой и нежно провел по инструменту пальцами.
— Как ни старался, не смог сохранить его. Иногда режет слух. Но мне нравится играть.
— Сыграешь что-нибудь еще?
— Не стоит, говорю же звук не очень…
— Мне раньше не доводилось слышать этот инструмент, поэтому как нужно я не знаю. Но мне очень хочется послушать. Кстати, как он называется? Ты ведь давно не играл никому? Моя сестра вообще не может делать что-то, если на это потом никто не посмотрит. Всем нужны зрители.
Дракон смотрел на него все с тем же немым вопросом, который в последнее время все чаще появлялся на его лице — а не безумец ли часом его гость?
— Это клавикорд, — улыбнулся дракон и коснулся пальцами клавиш.
На этот раз мелодия звучала плавно и спокойно, словно обволакивала и успокаивала. Сам Дракон тоже выглядел спокойным, словно и не мучил клавиши еще несколько минут назад. Освещенный только луной, спрятанной за туманом, он казался видением, призраком. Прекрасным и печальным, несмотря на улыбку, все еще играющую на лице.
Когда мелодия стихла, Дэйн осторожно похлопал.
— Брось, — улыбнулся Дракон. — Я много фальшивил.
— Во-первых, не ты, а инструмент, во-вторых, мне понравилось…
— Хочешь попробовать?
Дэйн встрепенулся.
— Я не умею!
Дракон подвинулся на небольшой скамье перед инструментом и приглашающе кивнул.
— Я помогу.
Дэйн присел рядом, чувствуя какую-то свою неуместность. Пусть истлевший от времени, но клавикорд все еще сохранял черты роскоши, аристократии. В городе даже простые музыканты никому не давали играть и преподносили инструменты как реликвии, что-то чего обычные люди не должны были касаться.
Впрочем, справедливости ради, свой меч Дэйн им тоже не давал.
Но дракон сидел рядом. Дэйн чувствовал его тепло, и это успокаивало.
— Положи пальцы вот так, — дракон показал положение правой руки. Дэйн несмело повторил. Его пальцы смотрелись на клавишах неправильно, куда менее подходящими, нежели красивые изящные пальцы дракона.
Дракон осторожно коснулся его руки своей, поправил кисть, и ободряюще
