дом, чтобы всех предупредить, но ее кто-то закрыл изнутри. Я быстро в сарай, к своему хурджину, вытащил обрез и снова во двор. А все вокруг уже занялось огнем. Тех, кто пытался выскочить из пламени, старик обливал из ведра керосином. Я выстрелил в него и тут же почувствовал, как меня схватили чьи-то сильные руки. Это прибежали местные жители, их кто-то загодя предупредил.
— Вай, вай, вай, — покачал головой Саттар-бобо.
— Все это были, как я потом понял, проделки Астанакул-бия. Это он подпер изнутри дверь, а сам, пройдя через женскую половину, поднял людей в кишлаке, сказав, что бандиты убивают председателя сельсовета и работников НКВД. Меня осудили на десять лет и отправили на Сахалин. Отбыв положенный срок, я женился, обзавелся семьей, да так и остался там на всю жизнь.
— Молодец, Бахрам, что честно искупил свою вину, — Саттар-бобо похлопал друга юности по плечу. — Молодец, что приехал, а то ведь мы тебя врагом Советской власти считали. Давно уже прокляли, с тех пор, как вернулся из Самарканда Шариф Мавлянов и объявил, что ты пойман с поличным как басмач и убийца. И Шарифу поверили.
Видение Халила
Халил открыл глаза, чувство голода притупилось, и боль уже не донимала. Хотелось только пить. Ему опять понадобилось какое-то время, чтобы восстановить в памяти события.
В отверстие пещеры снаружи струилось тепло. Халил понял: сейчас за полдень. Стоит сильная жара. Над головой мирно воркуют голуби. Они сидят по своим гнездам, устроенным у свода пещеры, то тут, то там торчат их головы и хвосты.
Почему-то вспомнились родные места — Ферганская долина, Шахимардан. Он гордился тем, что был земляком неугомонного исследователя и певца жизни Хамзы[17]. А что он сам представляет из себя? — пришла в голову тоскливая мысль. Много ли в жизни сделал, много ли узнал? Душа, строгий судья, ответила: «Нет, ты в жизни не очень-то напрягался. Жил на сладких хлебах у маменьки под крылышком и довольствовался тем, что проходил день, а его сменяла ночь. Не копал глубоко колодец знаний, а пил ту воду из него, которую тебе подавали. А Хамза? Он, порой умиравший от жажды, даже не смотрел в затхлый колодец, а, выбиваясь из последних сил, рыл новый и до такой глубины, пока не появлялась чистая глубинная вода».
«Ох, как хочется пить, пить, пить», — шептали воспаленные губы Халила. Вода рядом, но нет сил добраться до нее. Из груди Халила вырывается стон, но это тело стонет, а душа молчит, она борется. Она в смятении, но ищет выход из небывало трудного положения.
А есть ли она, душа? Были ли души у этих людей, что сидят напротив? Если были, куда они переселились? Может быть, в него, а может, в этих голубей, что воркуют над головой? Несомненно, душа бойца, душа честного человека переселяется только в смелых и продолжает бороться, пока они живы.
…Отец, ему тоже выпала нелегкая судьба. Война легла на его плечи, затем восстановительный период, работа с утра до ночи.
…А что ему, Халилу, досталось? Школа, институт… Все размечено, разлиновано, как в тетрадочке. А может, это и есть самое трудное? Как сейчас важно содержать в чистоте и исправности все то, что завоевано и построено, и чтобы вода в колодце постоянно была чистой и чтобы доступ к нему был свободный.
«Пить, пить, пить», — шептали воспаленные губы.
Постепенно веки Халила сомкнулись, он впал в беспамятную дрему.
…Очнулся он от громкого воркования птиц. Он открыл глаза и некоторое время вслушивался в голубиные голоса. Но не эти голоса хотелось ему услышать! Он медленно повернул голову и принялся разглядывать красноармейцев. Потом напрягся, осторожно пополз к лужице в камнях. Напился. И снова выбрался на сухое место. Облокотился на здоровую руку и долго смотрел на светлое пятно — выход из пещеры. Видимо, близился закат солнца, и голуби большими группами садились на выступ скалы, край которой был хорошо виден.
Каптари[18] ворковали, чистили друг другу перья, иной раз самцы сходились в схватке из-за какой-нибудь голубки, затем мирились. Наблюдение за голубями не только успокаивало, но и придавало сил измученной душе.
Халил решил добраться до входа. Добраться, чего бы это ему ни стоило. И он начал подъем к быстро темнеющему пятну… Вот он уперся грудью в очередную преграду и принялся медленно, буквально по миллиметрам, подтягивать все тело. Он взмок, стонал, временами терял сознание, но не прекращал борьбы. К тому времени, когда стемнело, он не прополз и половины пути. Окончательно обессилев, затих на влажных и острых камнях, будто вставших дыбом.
Неожиданно услышал громкое стрекотание сверчка.
«Откуда ты взялся, дорогой мой?»
Сверчок напомнил Халилу о доме, о радостях человеческой жизни. «Как хочется жить! Жить, жить…»
Эта ночь была для него пыткой. Ныли раны, хотелось пить… Но вернуться к воде — значит, капитулировать, значит, никогда не выбраться из каменного мешка. Нет, нет, только вперед, на воздух, на воздух, к свету!
Он провалился в сон. И, странное дело, увидел в проеме пещеры человеческую тень.
— Кто ты? — закричал Халил.
— Я твоя совесть, — спокойно ответила тень.
— Но совесть моя чиста!
— Я это знаю.
— Кто же ты, скажи?
— Я твое прошлое, которым ты недоволен.
Конечно, недоволен. Существовал по инерции. Не выкладывал всех своих сил для познания жизни.
— Это потому, что у тебя слабая воля.
— А как ее сделать сильной?
— Волю закаляет только жизнь.
— Ясно. Но скажи, кто ты?
— Я твое будущее.
— Но будущее зависит только от меня, — твердым голосом ответил юноша.
— Да, это так. Но только нужно учесть ошибки прошлого, требовательнее относиться к настоящему, уметь видеть не только хороших людей, но и плохих. И не прощать таких.
— И все-таки, кто ты?
— Я — суть этих солдат, что здесь в пещере рядом с тобой.
— Чего же ты от меня хочешь?
— А это я тебе скажу завтра, — тень начала таять.
— Не уходи! — воскликнул Халил. — Скажи сейчас!
— Не могу, уже светает…
Халила пробудили голуби. Они опять летели на свет, хлопая крыльями. И это были звуки жизни. И он опять полз, чтобы ощутить эту жизнь в себе.
Большую радость ему принес восход солнца. Отсюда, из пещеры, восход не был виден, но солнечные лучи разбивались о верхушки скал и доставали брызгами света пещерные глубины.
Но вот донесся легкий свист, затем он перерос в оглушительный гул. Вертолеты! Его ищут!
— Я здесь! Я здесь! — кричал Халил, судорожно вцепившись в камень, и не слышал своего голоса.
