палки финские.
— Это и вся новость?
— Вся, да не вся. Вещички Ленка свои тоже, надо полагать, увезла, чтоб мамку одевать, да?
— Твоё-то какое дело, что она туда-сюда возит?
— Моё дело какое? Да как же так, я ж, Толя, за тебя волнуюсь. Видит Бог. Пока мы со Светкой салатик зубками перетирали, выяснилось, что не мамкой единой у твоей Ленки тропинка в родной дом вымощена. Там, Толик, такое закрутилось, что сам Толстой бы заплакал со своей Анькой Карениной.
— Кончай сочинять, — буркнул Анатолий, включив, наконец, печь.
— Сочиняют поэты, Толя, а тут получше любых стихов пазлики складываются. Грит, зачастил к твоей Ленке Николай Николаевич, доктор из их колхозной лаборатории или амбулатории, как её там, тоже одноклассник. У него жена недавно крякнула, вот и пошла жара. Мужик ещё в теле, всё при нём, деньги водятся, хата есть. А за Ленкой он ещё в школе педали накручивал. Вот такое сочинение у меня для тебя.
— Ерунда, Настя. Полная ерунда, — сказал Анатолия Иванович, разливая чай. В солнечном сплетении что-то сочно затрепетало, словно сердце пыталось вырваться из грудной клетки.
— Только чай? — изумлённо спросила гостья. — А чего-нибудь покрепче в холостяцком доме не водится?
— Для тебя нет.
— Что так? Обидела чем или прошлые скелеты за спиной покоя не дают? Так ты крылья купи и лети от костлявых подальше… Ну, не знаю. Я за что купила, по той цене и торгую, навар невеликий. А Светке врать вообще незачем. Она баба тёртая, битая, знает вес слова. Да ты не обижайся и не бойся, а то я, глядя на твоё лицо, сейчас расплачусь. Ты думаешь, я предложение тебе делать пришла? Ха! Не угадал. Меня сегодня на эти коврижки уже не приобретёшь. Замужем отметилась. Хата в наличии. Работа есть, пенсию вот оформила. Сына вырастила, сейчас по контракту в армии служит. Но иногда припасть к мужскому плечу так охота, Толь.
— Припадай, я здесь тебе не помощник.
— Да в том-то и дело, что куда ни глянь, а кандидатов нет. В школе у нас был трудовик, да все мозги свои малосольные пропил. Ну, сосед с первого этажа как-то приглашал… куда бы ты думал? В кино. Вот детский сад. Он всего на семь лет моложе, а в танчики за компьютером до сих пор играет. Киноман маменькин. На тебя, Толя, теперь только и надежда. А ты не волнуйся, я к тебе с трусами своими и котом приходить жить не собираюсь, и к себе не зову. Сейчас знаешь как у мужиков модно? Жить на два дома. То тут, то там. Никаких обязательств, зато все блага интимной жизни и холостяцкие преимущества налицо. Давай, Толик? Сочинитель ты мой. И пушистыми ветвями стихов будет вымощен твой тернистый путь!
Анатолию Ивановичу стало до тошноты противно. От развязного тона Насти, от самого себя — бессильного и трусливого. От нелепости ситуации, в которой он ни при каких обстоятельствах, по своему внутреннему прогнозу жизни, не должен был оказаться. Его лицо приобрело старческие черты, упала седая чёлка, опустились брови, пересохшие губы прилипли к зубам.
Хорошо сохранившаяся внешностью Настя за много лет загорания на рыночном солнце очень изменилась характером. В худшую сторону. Это был исключительно иной человек, нежели та образованная девушка и одержимая кума, которая когда-то едва не вырвала его из омута семейной жизни.
Как верно и щадящее распорядился Бог, когда предоставил Анатолию Ивановичу право выбора своей половинки, и ей оказалась пусть и бросившая его, пусть даже, по слухам, и неверная, но любимая и всегда желанная Елена. Хозяин беззвучно закипал. Ему хотелось с силой сгрести нежданную гостью с дивана, выволочь на улицу и бросить с высокого порога как надоедливую нашкодившую кошку. Но не решался, а какого-то другого решения в его пульсирующем сознании не родилось…
В это мгновение в доме вдруг погас свет.
— Опачки! — фыркнула из угольной темноты Настя, которая, судя по голосу, начала трезветь. — Как по заказу. Темнота — друг молодёжи. Только мы с тобой, Толя, уже не дети. Нам бы при свете, да? Чтоб надёжно, точно и контролируемо. Одними органами слуха, осязания и обоняния в эту игру не сыграешь. Газ тогда включи что ли. Всё ж лучше, чем свечка. Ой, забыла, у тебя с газом отношения не складываются. Что делать-то будем?
— Что делать? Делать нечего, расход. Пойду по соседям, узнавать, как у них с электричеством, и что произошло.
— А я? Я ж на всё готовая…
— А ты домой, Анастасия Валериевна, — как можно жёстче сказал Анатолий. — Новость ты сообщила, чайку попила. Торжественная кода, фанфары. Всем собравшимся спасибо! Увидимся в следующей жизни!
Громко загремев посудой, Анатолий Иванович вынул из подвесного шкафа электрический фонарь и направил его рассеивающийся луч в сторону галереи, по которой они заходили с Настей в зал. Это был сигнал к расставанию. Настя молчала и не двигалась.
Тогда, взяв фонарь, торопливыми шагами вышел на улицу сам Анатолий. Там уже мигали слепящие во тьме огни сотовых телефонов и других фонарей — это соседи дружно, словно по команде, высыпались из своих домов. Вот, что значит, когда на улице нет света, отключаются все телевизоры, компьютеры и Интернет. В другое время соседей и не докричишься, а тут, несмотря на ночь и морось, — целыми семьями шумят.
— У тебя тоже нет света, Иваныч? — крикнул из мглы Виктор Сергеевич, сосед напротив.
— Тоже.
— А не знаешь, что бы это могло быть? Это только у нас или по всему району так?
— Да откуда ж знать.
— Звонить мэру надо. То мусор не вывозят, то воду не качают, то свет. Безобразно работают службы. Жалобу надо коллективную писать.
— Вы, Виктор Сергеевич, всё ещё верите в силу коллективных обращений? Пора б уже на землю десантироваться с ваших джомолунгм, — Анатолий Иванович засмеялся. Сосед был на пару лет старше, когда-то работал в горкоме комсомола, поэтому искренне верил в то, что власть и народ едины, и только «плохие бояре» во властных апартаментах денно и нощно занимаются вредительством. Вредят и мэру, и губернатору, и, соответственно, простому народу. Забава у «бояр» такая — всем делать плохо.
— Да не то, чтобы верю. Но писать надо, — неуверенно отозвался Виктор Сергеевич. — О! А кто это у тебя в калитке стоит? Вроде, это не Елена Владимировна…Точно, не она…
Этого только не хватало — всенародной огласки, что у Анатолия в доме в отсутствие хозяйки гостит чужая женщина. Попытавшись сделать вид, что сам удивлён появлению в проёме калитки Насти, он решительно сделал несколько
