чем тут я. Садись в машину и езжай!
Охренеть. Просто ебануться.
Кажется, только сейчас начинаю понимать, что есть проблема.
Нет озорного взгляда и стеснительной улыбки.
Глаза потухшие, напоминают мутное стекло.
Что могло измениться за эти три месяца? Или может у неё кто-то появился.
Ох, сука. Лучше не думать об этом. Иначе кто-то может пострадать.
— Ты себе хахаля завела, пока я в коме валялся?
— Что?! — охает она. — Нет, конечно…
— А почему уезжать собралась?
— Потому что… — она подбирает слова, но плечи опускаются. — Потому что я свою работу закончила. Ты очнулся.
— То есть я был для тебя только работой? — хочу ее к себе прижать, чтобы поняла, что последнее, что нас связывает, это служебные обязанности. Но меня ведет в сторону, и она со вскриком поддерживает мою тяжелую тушу.
— Ты как большой и глупый ребенок. Чего тебе в больнице не лежалось, — спрашивает Кристина и ведет меня к дивану, хочет положить.
А вот и нет, моя девочка. Я ее в охапку и падаю вместе с ней, чуть отпружиниваю. Прижимаю, а она начинает дергаться. Вырывается так яростно, как в тот первый день.
— Да угомонись ты, я не в том состоянии, чтобы трахаться, — шепчу ей в волосы и голову к груди прижимаю, чувствуя, как отчаянно бьется в груди ее сердце.
— Руслан, тебе надо в больницу, — гнусавит она, всхлипывая. — Тебе рано передвигаться.
— Ты права.
— Вызвать скорую? — радуется она как ребенок, поднимая голову, а я рассматриваю слезинки на ее ресницах. Черных, как смоль. — Я мигом.
— Ты сама сказала, передвигаться мне нельзя, так что я останусь здесь, а ты закончишь начатое, — говорю это все с трудом, а Кристину трясти начинает. — Доведешь мое выздоровление до конца.
— Руслан, но я не…
— Тихо! Ты и так взбесила меня своим трусливым побегом. Ключ от квартиры останется у меня. Если сбежишь, найду и беременной сделаю. Твое согласие будет последним, о чем я спрошу. Поняла? — говорю последнее уже агрессивно. Злюсь, хоть и понимаю, что буду уродом, если причиню ей вред. И так натерпелась.
Вдруг замечаю ее взгляд.
Кристина рассматривает мое лицо с долей волнения. Прикладывает руку ко лбу, чуть охлаждая его.
— Ну вот, теперь у тебя температура. Давай… — волнуется, дурочка, но меня уже колотит. Надо поспать. Завтра будем разбираться.
— Давай, ты помолчишь и дашь мужику поспать.
— Но сначала ты выпьешь антибиотики, — заявляет она и начинает по мне елозить.
Но замечает последствия и замирает.
— Все, что хочешь, — уже бурчу полусонно.
— Тогда отпусти меня, — упирается ладонями, но я давлю на поясницу, спрашиваю гортанно и с подозрением:
— А ты не сбежишь?
Она тяжело вздыхает и качает головой.
— Нет.
— Клянись жизнью наших будущих детей, — прижимаю я ее еще крепче, почти впадая в беспамятство от ее крика:
— Руслан! Ну кто так говорит!
— Клянись!
— Хорошо. Хорошо! Клянусь жизнью наших будущих детей, — расслабляется Кристина и я про себя улыбаюсь.
Повоюем еще. Но никуда ей от меня не деться.
Отпускаю, но не даю сделать и шага. Хватаю за запястье и дергаю к своему лицу.
— Ты поклялась. За нарушение клятвы у моего народа знаешь, что?
— Я никуда не уйду, — шепчет она, быстро приглаживает мои уже влажные от пота волосы, и я в блаженстве прикрываю глаза.
Мне кажется слышу сквозь сон какую-то ерунду, типа:
— Пока ты не выздоровеешь.
Глава 17
С утра морщусь от горелого запаха, переворачиваюсь на спину и смотрю на обшарпанный потолок.
И что она забыла в этой богом забытой дыре?
Сейчас бы домой, в уютною постельку и Кристину под бочок.
Ножки стройные белые раздвинуть и вклиниться членом, что встал как кол в ожидании, когда его обслужат.
Слышу топот босых ног и поворачиваю голову. Кристина с подносом.
Стоит, не двигается и нахмурено смотрит куда-то в сторону, не в глаза, а ниже. Слежу за ее взглядом и усмехаюсь.
— Утренний стояк. Тебе часто придется сталкиваться с этой проблемой.
Она опускает взгляд на поднос, на котором стоит тарелка и издает весьма неаппетитный, запах.
Не то, чтобы меня это расстраивает, я любое дерьмо после детского дома съесть смогу. Но могла бы хоть постараться.
Во мне ещё свежа обида из-за того, что она меня кинуть хотела. И вот, что с ней за это сделать нужно, даже не знаю.
Разве что высосать как яд. Это интересно…
— Эта проблема решается седативными, что тебе кололи. А то все медсестры сбегались посмотреть на твою башню, — ставит она поднос на столик рядом с диваном и как будто забывает о моей «проблеме».
— Ревновала? — играю бровями, но она даже в лице не изменилась. Наливая из графина в стакан ягодный кисель.
С детства его не люблю, но с ее рук, кажется, что угодно взять готов.
— Меня волновало, чтобы встал ты, а не твои половые органы, — бурчит она и торжественно вручает мне ложку. — Ешь. Тебе надо скорее поправиться.
С ложки перевожу взгляд на ее чуть подсохшие губы, которые она сжимает.
Я бы мог их увлажнить. Язык в сладкий ротик пропихнуть.
Но все портит запах.
— Из чего каша?
— Овсяная, — отвечает она будничным тоном. — Хорошо для пищеварения.
Я, конечно, голодный, как зверь, но вот это выглядит не съедобно.
А фрукты, овощи. Мясо где? Я не с каш такие мышцы набрал.
— А сожгла ее ты тоже для моего пищеварения? — беру тарелку и принюхиваюсь. Вроде не все так плохо.
А Кристина возмущенно сопит.
— Ты всегда можешь вернуться в больницу, где тебе готовят повара.
Черт, кажется, обидел, но я же не хотел.
Но не этой же непонятной жижей меня кормить.
— Но ты женщина. А я твой мужчина. Значит…
— Ничего это не значит! — вскакивает она и хочет сказать что-то еще, но резко успокаивается и отходит к окну. В даль смотрит на небо предгрозовое. — Ешь, иначе вколю глюкозу.
И я, как хороший мальчик, следую ее приказу, пробую на вкус, понимаю, что зря наехал на девушку, это вполне себе сносно.
Просто проснулся не в настроении вот и все. От того, что идёт все не
