он никогда не бьет мамку, раз говорит, что любит ее…», и немые слезы катились по его бледным худеньким щекам.
– Петька! – позвал Ванька, сидя на подоконнике, и побалтывая ногами, соседского мальчишку.
– Чего? – нехотя поднял голову тот.
– А я жука поймал, – щурясь от солнца и морща нос, сказал мальчик.
– Ну, и что? – безразлично ответил сосед.
– Глянь, какой красивый. Зелененький…
– Сам и гляди, если тебе хочется, а мне некогда. Папка велосипед из города привез, надо вот, теперь, кататься на нем, учиться, – важно пояснил мальчишка.
Ваня, тут же спрыгнул с окошка, и подскочил к Пете.
– Вот, это, да! – восхищенно проговорил он, – «Орленок»?! – потом обмяк, без зависти сказал, – Везет тебе, Петька, и велосипед у тебя есть, и батя не пьет…
– А то, как же, – загордился мальчик, – У меня отец передовик, его все уважают, – поднял он подбородок, при этом забыв вынуть палец из носа, – Не то, что твой пьяница.
Ванька знал, что Петька не врет, но последние слова воспринял как оскорбление.
– И не пьяница он совсем!!! Это он просто…, – мальчик замялся, переступая с ноги на ногу.
– Ну, и что, что просто? – скорчил рожицу дружок.
– С горя! – выпалил раскрасневшийся от досады Ванька, услышанное как-то от отца слово.
Петька громко засмеялся и, тыча пальцем в Ваньку, не унимаясь, закричал:
– И не правда, все это! Он у вас пьяница! И мамка моя говорит, и папка, и все-все знают, что пьяница! Пьяница! Пьяница! Рыжий!
Ванька не выдержал. Лицо его окончательно слилось с огненно-красными волосами. Он сжал свои маленькие кулаченки и бросился на Петьку, который был годом младше, но гораздо больше ростом и плотнее. Его слабый удар пришелся прямо в нос обидчику. Тот не ожидал, и кровь, хлынувшая по лицу, привела его в отчаяние.
– Мамочка! – заорал он, что было духу.
Толстуха Верка, казалось, с трудом преодолев порог, увидела разыгравшееся сражение и закричала во все свое горло:
– Ах ты, папочкин сынок! Ах, гаденыш! Что ж это творится средь бела дня, чуть ребенка не убил.
Мальчики затихли.
Ванька широко раскрытыми глазами смотрел на Петькину мать.
– Он первый начал…, – еле слышно пролепетал напуганный мальчишка.
Верка, схватив хворостину, завизжала в ярости:
– Я тебе покажу первый! Разбойничье отродье, ишь научился у папаши-алкоголика кулаками махать! Ну, вот я тебе задам!
Ванька заметался по двору, смешно сигая, как озорной козленок. Он попытался перепрыгнуть через изгородь, но к несчастью, зацепился штаниной за острый кол, и словно рыба, попавшая на крючок, повис в воздухе, напрасно болтая голыми пятками.
Пока мальчик прикидывал, как ему поступить, длинная ивовая ветка мелькнула сзади, почти рядом. Не теряя больше времени, Ваня рванулся из всех оставшихся сил. Штанина неприятно треснула, резанув по слуху, и мальчик свалился наземь, содрав в придачу коленку. «Ох, и попадет же мне от мамки!» – мелькнуло в его рыжей голове. Сверкая белым, хиленьким телом сквозь образовавшуюся дыру, он помчался вдоль деревни под лай соседских собак.
– Убью змееныша! – кричала вдогонку тетка Вера, но он был уже далеко.
Дарья ползла по пригорку медленно, едва разгибая свое старое тело, издали похожая на улитку.
– Ах ты, старая карга! – набросилась, завидев ее, Веерка, – Ты, только, полюбуйся, что твой внук натворил! – она, словно неопровержимый факт, выставила вперед себя сына с распухшим носом.
Старуха тяжело вздохнула,
– Чего ж ты орешь, непутевая баба, ведь тут одно дело, дети ж…
– Ваш не ребенок, – расходилась оскорбленная Верка, – Разбойник! И, пусть все знают, какая замена папочке растет! – энергично размахивала она руками, – И ты, бабка Дарья, напоследок еще наплачешься от него, – подошла к ней вплотную Вера, тыча толстым пальцем в грудь старухе, – Попомнишь, тогда мои слова! – уже тише провизжала женщина.
– А ну, отойди! – ткнула Дарья ее палкой, на которую опиралась во время ходьбы, – Ты сама атаманша, набросилась на дите. У них свои дела, мальчишеские.… Вон, Петька-то на полголовы выше.… Раскудахталась…
Отступая за изгородь, Верка крикнула напоследок:
– Да ты ведьма старая, оказывается, не лучше своего сыночка! Вот, Бог соседей дал…, – доносилось уже из распахнутых окон дома.
Ванька возвращался домой через огороды. Как солнечный зайчик мелькала среди разросшихся большущих лопухов его яркая голова. Он полз на коленках, иногда приподнимаясь, чтобы посмотреть, что же творится за околицей, но все было тихо. Только, неумолимо жгла крапива, через которую недавно ему пришлось прыгать. Волдыри высыпали на ногах, отчего те казались толще, и старые синяки разноцветной радугой полыхали на вздувшейся коже. Ванька скреб обгрызенными ногтями места ожогов и думал: «Обидно, когда, вот, так.… Зато Петьку проучил, как надо, лягушонок толстопузый…» – и вслух добавил:
– Папка хороший…
Ваня осторожно приоткрыл дверь, и заглянул в горницу. Мать сидела за столом, что-то штопала, и не замечала его. Но тут половица предательски скрипнула, и Анна подняла голову.
– А, это ты, Ваня, – услышал мальчик ее ласковый голос, доходивший, казалось, до самого сердца, – Что же ты, там прячешься, проходи.
Ванька, придерживая разодранную штанину, понуро проковылял к матери.
– Мам, глянь-ко…, – виновато опустил он свою рыжую голову и убрал руку.
Разорванная брючина отвисла одновременно с губой мальчика. Слезы, стоявшие в голубых глазах, вот-вот, готовы были прорваться наружу.
– Так, так…, – вздохнула Анна, качая головой, – А мы тебя хотели в город, на карусели взять…
– Ой, правда, мамка! – подпрыгнули его золотистые вихры, но Ванька тут, же сник, – Это все из-за Петьки. Он папку нашего алкоголиком называет, а еще говорит, что он нас не любит с тобой…, – сын замолчал, глядя на мать, ждал, что она скажет.
Анна снова вздохнула, прижала к себе ершистую голову Ваньки.
– Не верь никому, сынок, и не держи зла на отца.
Притихший ребенок задумался о чем-то и, вдруг, неожиданно спросил:
– Мам, а почему, когда папка напьется, подкидышем меня называет?
Анна побледнела, сердце у нее дрогнуло.
– Он и меня всяко зовет, – стараясь говорить спокойно, ответила она, – Спьяну-то чего не выдумает.
– А ребята говорят, подкидыш – значит, чужой…, – никак не могла успокоиться наивная детская душа мальчонки.
– Да, какой же ты чужой, Ваня! Да, ты у нас самый, что ни на есть родной, сынок!!! – обняла женщина мальчика, едва управляя своими чувствами, – Никогда, слышишь, никогда больше не говори так…, – задыхаясь от волнения, прошептала она.
Анна взяла бледное лицо сына в свои ладони.
– А мы, вот, возьмем и все вместе поедем в выходной в город. Хочешь?!
– И папка с нами! – закричал обрадованный мальчишка.
Анна, боясь, что расплачется, кивнула в ответ. Грустная улыбка, как заходящее солнце, озарила ее лицо.
– А велосипед он
