мне купит как у Петьки?!
– Обязательно, сынок…, – прижалась она щекой к мальчику.
Этот день навсегда останется в памяти Ваньки, как самый счастливый. И даже спустя много лет, он будет вспоминать его с трепетом и нежностью. Наступившее, тогда утро разбудило его своими солнечными, ласковыми лучами, озорно щекоча по веснушкам. В распахнутое окно доносился веселый щебет птиц и ночная прохлада, еще не до конца вытесненная дневным светилом, приятно касалась его обнаженного тельца.
Ванька, не раздумывая, выпрыгнул из своей теплой, уютной постели и, шлепая босыми ногами по полу, закричал:
– Мамка, папка, а мы не опоздаем?!
Анна одевала Ваньке новый костюм. Он был такого пронзительно голубого цвета, как безоблачное небо, раскинувшееся над этим тихим июльским утром. Мальчик подбежал к зеркалу, и, посмотревшись в него, не узнал собственного отражения. Чтобы рассеять сомнения он потрогал непривычную для его вихров панаму, которая красовалась посреди его золотистой головы.
Василий тоже принарядился. Безупречно чистая, отутюженная рубашка плотно облегала его могучее тело. Ванька с восхищением глядел на отца и гордость, что он у него такой большой и сильный, охватывала все его маленькое существо.
Соседский Петька, выйдя за калитку и, как обычно, ковыряясь в носу, не без зависти провожал взглядом Крушининых.
– В город? – спросил он важно шагавшего Ваньку.
– А то, как же, на карусели! – ответил мальчик, крепче сжимая отцовскую руку: «Смотри мол, а ты говорил алкоголик, не любит…»
Автобус пришел быстро и Ванька первым запрыгнул в него. Свободных мест пустовало много, но мальчик нарочно сел рядом с Василием. Ему приятно было чувствовать себя под надежной защитой отца. А еще, Ваньке хотелось доказать ему свою преданность, что не смотря, ни на что, он верит в него, в его непростую, но существующую любовь.
Так, чужие по крови, Василий и Ванька сидели рядом, невероятно похожие друг на друга, и трогательно было со стороны смотреть на две совершенно одинаковые огненные головы отца и сына, ибо иначе, никто и не мог подумать. И это необъяснимое сходство все еще вселяло надежду в душу Анны, что когда-нибудь Василий откажется от своей бесполезной, не несущей ничего кроме горя борьбы, и примет мальчишку, как родного.
Сквозь пелену горечи и лет Анна на мгновение вспомнила темную младенческую головку их, не выжившего с Василием ребенка, но как не старалась, не могла уже представить, что-то ближе и дороже золотого шара Ванькиных волос.
Ванька же, побалтывая ногами и не понимая всех сложностей жизненных перипетий, был абсолютно счастлив, уже от того, что они все вместе едут в этом пропахшем бензином автобусе, словно последний должен был отвести их в страну Ос, где исполняются все желания.
Однако скоро мальчику надоело разглядывать в окно проносившиеся мимо деревенские пейзажи. Они все были очень похожими друг на друга – буйно зеленные и бесконечные, словно повторяющиеся репродукции, случайно оказавшиеся в картинной галерее. Да, и пассажиров он уже всех изучил.
Дядьку, в нахлобученной на глаза фуражке, дремавшего на заднем сиденье, старушку с корзинкой, нескольких женщин, стрекотавших, как сороки скороговорками, и щуплого деда, который уронив голову на плечо, сидевшему рядом пареньку, отчаянно храпел. Последний отстранялся, как мог, но дед притеснял его все больше и больше, при этом жиденькая, непонятного цвета бороденка старика, забавно прыгала по лацкану соседского пиджака. Это выглядело забавно, и Ванька хихикнул пару раз, но под строгим взглядом отца быстро примолк. Несколько минут мальчик сидел спокойно, пока на одной из остановок, в автобус не вошла новая пассажирка.
Представительного вида дама, облаченная в модное кримпленовое платье, была ярко накрашена. Ароматная, как куст цветущей сирени, она явно выделялась среди других. Замысловатая прическа, возвышавшаяся на ее голове, напоминала падающую Эльфилеву башню. Поверх последней лежала легкомысленная кепочка в клетку. В руках вошедшая держала что-то белое и пушистое.
Дама важно прошествовала по салону и села впереди Анны. Она поправила сооружение из крашеных волос, разгладила платье на высоком бюсте и поудобнее уложила на свой наряд маленькое кучерявое существо.
Мальчишка, как загипнотизированный уставился на ее колени. В первую минуту Ванька подумал, что это игрушка, но вот белоснежные кучеряшки зашевелились и он увидел черный блестящий носик. Пудель зевнул, обнажив, розовый язычок и негромко тявкнул.
Ребенок, недолго думая, сошмыгнул со своего места и не дожидаясь разрешения родителей, подошел к незнакомке с собачкой.
– Мой мальчик, умница…, – ворковала в это время дама с пушистым комочком.
– Тетя, а как зовут вашу собачку? – спросил неожиданно появившийся Ваня и уже протянул руку, чтобы погладить животное по шелковистым завиткам.
– Нас зовут Генрих, – проговорила женщина, обращаясь скорее к своему любимцу, а не к ребенку, – Нет, нет, – торопливо отодвинула она руку мальчишки, – Мы не любим, когда нас трогают посторонние.
Но Ванька, не поняв значения заумных слов, попытался погладить собачку еще раз.
– А я не вас, тетя, я песика погладить хочу.
– Я же объясняю, – раздраженно повторила тетка, – Он не любит посторонних.
Ванька, хлопнув ресницами, снова спросил:
– А, посторонние, значит, чужие?
– Да, Ваня, – обозвала его Анна, – Не беспокой тетю, – потянула она сына назад на сиденье, усаживая рядом с собой.
– Чужие…, – задумчиво повторил Ванька. – Значит, если я для собачки посторонний, то она мне получается подкидышем приходиться?
Василий вздрогнул и ошарашено посмотрел на сына.
Дама же, сидевшая впереди, не понимая ход мысли ребенка, возмущенно проговорила:
– Какой подкидыш?! У нас три поколения родословной! Мы даже на диете сидим, – качнула она головой в сторону собаки, – Чтобы форму держать.
Будто понимая, о чем идет речь, пудель тоскливо заскулил.
Дама снова, обращаясь к нему, прошепелявила:
– Генриха обижают, моего хорошего.… Какой чудной мальчик, какой он еще маленький и глупенький, – поглядывая на Ваньку, просюсюкала она.
– Я не маленький, – обиделся Ванька, – Я осенью в школу пойду. Вы сами тетя чудная, а собачка у вас хорошая, наверно дрессированная…
– Фу, пренебрежительно хмыкнула женщина и оглянулась на Анну, – Ну, и воспитание.
Вблизи ее лицо оказалось совсем некрасивым. Среди усеянных рыжими конопушками щек, ярким алым пятном горели губы. Еще более неестественно выглядели глаза. С густо наложенными тенями они делали похожей ее на удивленного попугая какаду.
– Тетя, а вы, наверное, артистка? – неожиданно предположил Ванька.
Польщенная пассажирка что-то хотела возразить, но передумала, лишь жеманно передернула плечами.
– Вы, должно быть, в цирке работаете? – не унимался мальчик.
– Ваня! – одернула Анна сына, предчувствуя еще одну неловкость.
– Почему в цирке? – насторожилась дама и раздвинула до отказа глаза, окруженные толстым слоем краски.
– У вас есть собачка, – снова посмотрел Ванька на пуделя, – Клетчатая кепка, как у Олега Попова, и
