Собралась идти… вот так?
Глаза вдруг сверкнули какой-то беспричинной злостью, он медленно вытащил руки из карманов. Я насупилась, но сил достало гордо вскинуть голову.
— А что не так-то?
— А то, что ты похожа на маленькую шлюшку, — выдал он теперь откровенно грубо, — а в моем доме малолетних шлюшек никогда не водилось, поняла?
— Забери свои слова обратно или…
— Или что?
Он вдруг стал угрожающе надвигаться. Я инстинктивно выставила руки перед собой, отступая.
— Макс, не надо…
Он только криво ухмыльнулся, делая новый шаг ко мне. Подруги заинтересованно ели нас глазами, прислушиваясь к странному диалогу и танцу, но пока только мы двое понимали, дело — труба.
— Макс, ну, я прошу, — еще не осознавая, о чем прошу, чего мне от него ждать, прошептала, чтобы он один меня понял, — ну, пожалуйста… я что хочешь сделаю… что хочешь. Макс…
— Что хочешь, говоришь? — тоже перейдя на шепот, снова нагло прищурился и повторил, — сделаешь то, что я захочу, да?.. Так да или нет?
И я отбросила маску, решив сыграть ва-банк, надеясь, что он не слишком далеко зайдет в своих бредовых фантазиях. Мне очень не хотелось испортить вечер, наступления которого так ждала.
— Ты слышал. Сделаю, что скажешь…. только уйди сейчас. Просто уйди, пожалуйста…
— Я уйду. Но не раньше, чем исполнишь одно мое желание. Я тебя за язык не тянул, он у тебя сам развязался.
И тогда я поняла, что загнала себя в ловушку. Почему с ним всегда так? Но в какую ловушку? И как глубоко мне падать? Спросила обреченно, понимая, что под ногами разверзается пропасть:
— Так чего ты хочешь? Говори уже… и проваливай отсюда.
— Сейчас ты отправишься в ванную и как следует умоешься, — не моргнув глазом, приказал он, — этого хочу.
Слова стегнули гораздо больнее крапивы, еще больнее было от ошеломленного молчания подруг, которые слышали каждое слово. И все внутри вдруг возмутилось, восстало против его самодурства. До каких пор я буду терпеть его выходки?
— Нет, я не стану этого делать! Вот еще… убирайся к чертям из моей комнаты… или пожалуюсь тете! Да я всем пожалуюсь! И ты мне вообще… никто.
Угол рта и кадык дернулись одновременно, глаза почему-то полыхнули гневом, пока руки сжимались в кулаки, хотя я лишь вернула его собственные слова, но Макс сдержался:
— Пока не умоешься — за порог не выйдешь, — припечатал, — давай, шевели граблями. Я жду.
Невозмутимо сложил руки на груди, показывая, что уходить не намерен, но стоило мне бросить быстрый взгляд в сторону лестницы и подумать, что можно незаметно прошмыгнуть мимо него, намерения были тут же разгаданы, а пальцы крепко сомкнулись на моем предплечье, не дав сделать и полшага. Сжал до боли. Откуда в Максе столько злости на меня?
— Куда собралась?.. Да ты никак еще и глухая?
— А ну-ка, пусти! — красноречиво переведя взгляд с руки на его лицо, сказала я, начиная бледнеть от ярости, — пусти, тебе говорю…
Он внимательно наблюдал, как меня накрывает. Наконец, я увидела откровенную улыбку от уха до уха.
— Не хочешь по-хорошему? Не хочешь… Ну, значит, будет, как обычно… по-моему.
С легкостью, будто ничего не весила, он забросил меня на плечо. Я успела увидеть, как подруги изменялись в лицах, прежде чем ударилась о его каменную спину и принялась отчаянно молотить по ней кулаками. Кажется, моего сопротивления он даже не заметил, а может, оно лишь подстегнуло его к следующим действиям.
Несколько шагов до ванной. Он бросил меня в душевую кабину, зафиксировал одной рукой у стенки, и сразу, не давая ни опомниться, ни двинуться с места, включил струю холодной воды. Сильный напор. Очень холодной воды. Я завизжала, но он лишь сделал душ теплее, снял насадку и направил мне прямо в лицо, не обращая внимания на то, что брызги заливают и его рубашку тоже.
Я ругала его последними словами, я просила, я заклинала и проклинала, отплевываясь, вертя головой, но он был неумолим, и вскоре от вечернего макияжа не осталось ничего, с чем можно показаться на люди. Глаза щипало, кожу стягивало, а когда я с трудом смогла разлепить склеившиеся ресницы, наткнулась на его горящий азартом взгляд. Руку даю на отсечение, в тот момент Макс был в восторге от того, что со мной сделал.
— Так-то лучше, — удовлетворенно кивнул, выключая воду. Потянулся, возвращая насадку на крепление.
Я глядела на него исподлобья, чувствуя, как с волос продолжает литься за шиворот.
— Ненавижу тебя! Ненавижу…
— Вижу. Подрастешь — еще спасибо скажешь, — снова нагнулся ко мне, прошипев, — но, кажется, ты до сих пор не до конца уяснила правила этого дома? Если я запрещаю тебе выходить, значит, за порог ты выйдешь только с моего разрешения. И никак иначе. Так вот: сегодня я тебе запрещаю! А здесь один я решаю, кому что можно, а кому — нельзя… это ясно? Все. Нарыдаешься — сладких тебе снов в обнимку с медвежонком, куколка… Бывай.
— Я тебя ненавижу, Макс. Как же я тебя ненавижу, — только и повторяла я. Слезы мешались со струями воды, но я уверена, он все равно, уходя, их заметил, потому что по его лицу разлилось что-то вроде умиротворения, — никогда тебе этого не прощу. Никогда…
— Никогда не говори никогда. Мала еще для таких громких слов, — бросил на прощанье, лишь на миг обернувшись. Прежде чем двери за ним захлопнулись, услышала сказанное совсем другим тоном, — веселым, интригующим, заигрывающим:
— Ну, что, девчонки, погнали? Минус один, но все еще полный боевой комплект. Только рубашку сменю и сразу отчалим. Дождетесь меня? Дождетесь?… — кто-то из девчонок радостно взвизгнул, должно быть, Макс игриво ущипнул, — давайте, спускайтесь вниз, ребята уже застоялись в стойле. Идите, ну же? Закончу и сразу приду. Одна нога здесь — другая там.
Ненавистный голос отдалялся, наконец, я поняла, что осталась одна. Девчонки, конечно, скоро будут писать, извиняться… а после примутся выкладывать совместные фотки… ради меня лишаться компании Макса и его друзей они не станут. Точно не станут. Какой же он редкостный гад. Какой же он…
Открылась и закрылась дверь. Значит, Макс тоже спустился. Тяжело, как утка, я перевалилась через бортик, хлюпая водой в размокших сапогах и соплями, подошла к зеркалу, уперлась обеими руками в раковину. Это была катастрофа вселенских масштабов. Черные разводы на щеках, размазанная тушь под глазами, масляными жирными пятнами сверкал поплывший тональный крем. От прически совсем ничего не осталось. Унижение и ярость. Как ему отомстить? Все, о чем бы ни подумала, мне было мало. На этот раз Макс перешел все
