философа), но и столь же реальный предмет, как и отдельный человек, ч даже как более «объективный» предмет. Стремление социологии коллективных фактов к реализму привело к редукции и совпадению двух метафизических уровней — уровня морального коллективного существа и уровня индивида. В итоге произошло превращение принципа согласия (общей воли) в закон, распространяющийся на всех людей. Чтобы сгладить теоретические противоречия, вытекающие из этой операции, дюркгеймовская школа прибегла к следующему объяснению: люди более или менее сознательною интериоризи-руют, придавая им при этом статус внешних сил и установок, те правила, которые в политической философии рассматривались не как детерминация, а как общий принцип, позволяющий людям взаимодействовать друг с другом и согласовывать свои устремления.
Экономисты зачастую похваляются, что разоблачили метафизический характер социологических построений и тем самым поставили под вопрос их научность. Они сомневаются в реальности коллективных фактов, настаивая на том, что последние являются лишь конструктами, созданными людьми. Согласно этой точке зрения, коллективные факты, равно как и социальные институты, должны быть объяснены через действия отдельных людей. Индивидуальные интересы — единственная реальность, признаваемая экономистами. Именно эта логика лежит в основе конфликта между дисциплиной, исследующей «индивидуальное», и дисциплиной, изучающей «коллективное». Создается впечатление, будто бы социология признает в качестве эмпирических субъектов только людей, объединенных в группы, в то время как экономика, стремящаяся к большей реалистичности, уделяет внимание только частным лицам.
Возможно, экономисты разоблачали бы метафизичность социологии с меньшим рвением, если бы они увидели, что в основе позитивных законов их собственной науки также лежит некий общий высший принцип. Обнаружить такой принцип можно, если обратить внимание на то, что всем экономическим индивидам свойственно равное стремление к удовлетворению своих интересов и потребностей. В дальнейшем будет показано, что этот общий высший принцип еще легче выявить, исходя из понятия рыночного блага (bien marchand), которое в экономическом законе играет ту же роль, что и понятие коллективного существа в социологической школе Дюркгейма. Экономические индивиды, взаимодействуя на рынке, выступают отнюдь не в качестве «частных лиц» (то есть акторов, не связанных никакими правилами, кроме своих частных интересов), а в качестве моральных существ. Они вполне способны отстраниться от своих личных особенностей и интересов (particularites), чтобы достичь согласия по поводу определения общих благ, в обладании и владении которыми они заинтересованы. Рыночное благо, обычно измеряемое ценой, и есть тот ключевой элемент политической метафизики, что лежит в основе экономической теории.
Отметим, однако, важное различие между тем, как осуществляется редукция двух уровней метафизики в социологии и в экономике. Этим различием как раз и объясняется постоянное противопоставление двух наук в терминах «коллективное» / «индивидуальное». Как было сказано выше, социологический реализм основан на утверждении, что коллективная реальность интериоризируется отдельной личностью практически на бессознательном уровне. В экономике редукция осуществляется путем разграничения благ и людей. Тот факт, что блага носят частный характер (privatifs), мешает нам заметить универсальный характер их определения — то есть наличие общего блага. Универсальность этого определения — необходимое условие достижения согласия в условиях конкуренции, позволяющее индивидам абстрагироваться от своих частных свойств. Однако подобное сведение общего блага к позитивному закону сказывается на понимании того, что представляет собой человеческое согласие или психология самих людей. Хотя экономический индивид и не переживает внутреннего конфликта между интериоризацией коллективных норм, с одной стороны, и личными мотивами, с другой, его личность тем не менее несет на себе отпечаток общего рыночного блага — ведь он руководствуется своим интересом. Иными словами, ему свойственно ставить универсальную значимость частных благ выше любых других «двигателей» человеческого поведения.
Вопрос согласия
Таким образом, в самой логике двух социальных наук, которые считаются полными противоположностями, можно выделить общую исходную структуру (общий высший принцип / отдельный индивид). Их сближает также натурализм. Трансформация общего высшего принципа в позитивный закон характерна как для объяснения через социальные факты, так и для объяснения через рыночный индивидуализм. Это наблюдение ставит под сомнение противоположность двух наук и позволяет сделать два вывода касательно проникновения метафизики в структуру рассматриваемых научных дисциплин, возникших в результате разрыва с философией.
Первый вывод — положительного свойства. Это констатация того, что каждое из научных объяснений показывает реальность определенной формы согласия между людьми (на основе коллектива или на основе рынка).
Конечно, согласие в экономике и социологии понимается не как достижение соглашения между людьми, а как позитивный закон, определяющий универсальным образом взаимодействие людей вне зависимости от их воли. Однако, как оказывается, эти формы согласия не были открыты новыми научными дисциплинами. Они соответствуют определенным общим принципам, справедливость которых как форм общего блага, позволяющих согласовывать частные волеизъявления людей, была ранее обоснована в концепциях политической философии. Позитивные факты, выявленные экономикой и социологией (и речь вовсе не идет о том, чтобы их отрицать), служат, таким образом, доказательством эффективности этих общих принципов. Этот вывод побудил нас к внимательному рассмотрению действия этих принципов в ситуациях, когда сами акторы ссылаются на них для обоснования справедливости своих действий.
Второй вывод — отрицательного свойства и в некоторой степени осложняет задачу, намеченную выше. Существует как минимум два разных общих принципа согласия. Соответственно, ни одна из рассматриваемых дисциплин, превращая эти принципы в позитивные законы, не способна исследовать взаимоотношения между этими двумя законами. Эта неспособность делает особенно трудным изучение пограничных объектов, таких как, например, организации. Исследование этих объектов стало возможным лишь благодаря взаимным добрососедским уступкам и договоренностям между приверженцами той или иной методологической позиции. В одном случае изучаются экономические акторы, взаимодействующие на рынке и вступающие в отношения конкуренции. В другом — социальные акторы, действия которых определяются нормами. Уступки эти весьма неустойчивы и могут в любой момент стать объектом критики, как только одна из противостоящих сторон нарушит договоренность и начнет настаивать на универсальности своей системы объяснения человеческого поведения.
Наш подход исходит из этих выводов. Каким образом экономике и социологии удалось преобразовать метафизические принципы в позитивные законы, если они следуют определению действительности, исключающему какую бы то ни было метафизику? Наш ответ следующий: ни экономика, ни социология не могут рассматривать взаимодействие людей в обществе (а именно в этом заключается их задача, их проект), не принимая во внимание формы согласия, выработанные людьми. Однако каждая из этих дисциплин видит в согласии естественный закон. В результате вопрос о способах и формах достижения согласия перестает интересовать их. Предметом же нашего исследования станет именно этот вопрос, что побуждает нас тщательно изучить условия и требования, которым акторы должны следовать для достижения согласия и для разрешения разногласий на общем уровне. Таким образом, на данном этапе мы не
