на пол и хватаюсь за горло. Отползаю в сторону Лари, он лежит без сознания, а его правая рука в крови.
Лари дышит. Да. Я вижу как его грудная клетка поднимается и опадает. Глаза застилают слёзы. Продолжаю ползти и зову друга по имени. Он не откликается.
До Лари мне добраться не суждено. Друг Хами поднимает меня за локоть и ставит перед собой. Я не вижу, чтобы под его кожей шевелилось что-то. В его руке бита и он замахивается ею на меня. Инстинкт самосохранения срабатывает, и я приседаю вниз, а потом слышу громкий хлопок и вовсе падаю на пол, прикрываю голову руками.
Ещё хлопок, что-то падает, а потом наступает тишина.
Слишком тихо. Нет ни шагов Хами и его друга, ни их странных смешков и слов невпопад.
Поднимаю голову и смотрю в дверной проём, там стоит мужчина в полицейской форме, в его руке пистолет, который он убирает в кобуру на поясе брюк.
– Александрия? – спрашивает он, и я быстро-быстро киваю. – Вас там сестра ждёт.
Лекса? Где, во имя всего святого, она нашла копа? В эту часть города даже в былые времена полиция наведывалась крайне редко, а сейчас и подавно.
– Что это значит? – спрашиваю я и быстро на четвереньках ползу к Лари.
Друг лежит на спине и, морщась от боли, пытается сесть. Все же он не потерял сознание. Помогаю ему встать и встречаюсь взглядом с достаточно молодым копом.
– Прошу вас покинуть помещение, – говорит он.
Подвожу Лари к кровати, под которой мы прятались несколько часов, усаживаю его и иду к комоду, открываю его и пытаюсь достать маму, но она практически без сознания. Поднимаю её руки и хочу перекинуть их себе на шею, но они безвольно падают.
Выпрямляюсь и оборачиваюсь.
– Помогите мне, – прошу я полицейского, стараясь не замечать тело Хами и его друга.
Первому коп прострелил висок, а второму попал в живот, и он ещё жив… продолжает корчиться на полу. Кровь, много-много крови. Меня начинает мутить.
Полицейский помогает достать маму и берет на руки вялое тело. Развязываю ей руки и ноги, а также снимаю кляп. Мама приоткрывает глаза и снова закрывает их. Хаотичными движениями задираю ей рукава и разглядываю кожу. Никаких движений. Смотрю на полицейского и прошу его:
– Помогите мне донести её до машины.
– Конечно, – отвечает он.
Я подхожу к Лари и помогаю ему подняться. Перекидываю его руку через себя, но это так глупо. Лари выше меня практически на голову.
Еле как спускаемся, выходим на улицу и быстро шагаем к машине. Увидев Лексу, протяжно выдыхаю. Цела.
Сестра выходит из машины и открывает заднюю дверцу. Полицейский укладывает маму на сиденье, Лекса забирается следом и берет на руки девочку. Я помогаю сесть Лари на пассажирское сиденье, закрываю дверь и оборачиваюсь к копу.
– Спасибо вам, я уже думала, мы оттуда не выберемся.
И я действительно поверила в то, что Хами и его дружок растерзают нас.
– Вашей сестре спасибо, она позвонила в 911.
– Не думала, что службы ещё работают.
– Они больше не работают, теперь все звонки идут напрямую патрульным и, если кто-то еще в состоянии… он может отправиться на помощь. Но таких слишком мало.
– Что это значит? – спрашиваю я и потираю шею, скоро появятся синяки.
Патрульный поджимает губы и не хочет отвечать, но в итоге сдается. Смотрит мне в глаза и говорит:
– Это значит, что наш город уже не спасти. Тут практически не осталось не заражённых, а к восьми часам утра следующего дня город оцепят и отсюда больше никто не выйдет.
– Не будут выпускать? Даже тех, кто не заражен?
– Нет. Полная эвакуация идет в столицах и больших городах. Такие, как наш, – коп печально улыбается и продолжает, – никому не нужны.
– Откуда вы это знаете?
– Нам сообщили ещё два дня назад.
– Понятно, – косо смотрю на полицейского и спрашиваю. – И вы до сих пор здесь?
– Кто-то решил уехать, кто-то заразился, а кто-то остался.
– Для чего?
И я искренне не понимаю мотивов этого полицейского. Он мог покинуть Дрим Сити ещё два дня назад, но он по-прежнему здесь.
– Кто-то должен остаться. Не окажись я сегодня здесь, и…
Ему не нужно договаривать, я знаю, что произошло бы.
Сначала я не могла понять, что меня смущает в полицейском и только сейчас до меня дошло.
– Вы не носите респиратор, – говорю я.
– В этом нет необходимости. Ничто не способно спасти нас от тумана и Т001. Он передается не воздушно-капельным путем, а через кожу, поры.
Тянусь, чтобы снять шарф, но его нет. Потеряла в квартире Хами и даже не заметила этого.
– У нас тут ребенок, – говорю я, указывая на заднее сидение машины. – Она не наша, мы забрали её у заражённой…
– Я не могу забрать её, – говорит коп.
Я и не надеялась, но стоило попытаться.
– Что нам с ней делать? – спрашиваю я скорее у себя, чем у полицейского.
– Спасать.
– Но вы же полицейский, спасать – это ваша прерогатива.
– Да. Но я не думаю, что доживу до закрытия границ города. А вот вы можете. Езжайте по дороге, которая ведет в Колборк, свернёте на пересечении дорог к заповеднику и отправляйтесь к морю, там ещё эвакуируют не зараженных. Попадёте на корабль и вас увезут на одну из военных баз. Там помогут и вам, и ребенку.
– А вы? Можем уехать все вместе.
– Меня не возьмут на корабль.
– Почему?
– С хроническими заболеваниями не берут. Слишком ограниченное количество мест. Да и я не уеду из родного города. Я нужен тут.
С хроническими заболеваниями не берут. Твою же мать. Лекса.
Наш путь лежит не на пристань, но это выглядит как запасной вариант. Совсем недавно у нас не было ни одного, а сейчас целых два. Богатеем.
– Спасибо, – говорю я полицейскому и вкладываю в это слово такую благодарность, которой в жизни не испытывала. – Вы спасли нам жизни.
Этот мужчина достоин куда больше, чем "спасибо", он остаётся в заведомо мертвом городе, чтобы спасать тех, кто ещё продолжает цепляться за жизнь. А это дорогого стоит. Человечность, одно из лучших и редких качеств.
Подхожу к водительской дверце, но меня окликает коп:
– Александрия?
– Да?
– Возьмите это.
Полицейский подает мне небольшой черный электрошокер и, кивнув, уходит к своей машине. Не успевает он дойти до автомобиля, как его нагрудная рация оживает, и он, ответив, ускоряется, усаживается за руль и быстро уезжает.
Сажусь в машину. Лари более-менее пришел в себя, осматриваю его руку и вижу на ней следы
