обычаю абстрактная. Однако вывод интересен: состояние, в котором находится та или иная субстанция может выбираться ей самой. Тогда, казалось, здоровый скептицизм взял верх.
Подспудно копившиеся в последние годы мысли стали пригоршнями выплескиваться наружу. Дело-то не в том, лучше или хуже программа расчёта оптики. Истина гораздо глубже, и главное — неоднозначное, чем представлялось. Одним шапкозакидательством да оценками на пальцах не одолеешь.
— О море, море, море, море, море, море мо…
Откуда-то из-под сени неухоженных лип и клёнов парка крикливой сиреной нёсся гнусавый голос «итальяно». Антон в раздражении повернул голову, чтобы выявить источник звука. К парапету карабкалась стайка вымокших студентов, будоража магнитофоном первозданную тишину. Настроение охотника, изготовившегося накрыть сеткой удачи синюю птицу, вмиг испарилось. Природа делится тайнами неохотно и всегда требует чего-то взамен.
Лёг он только под утро. Перевозбуждённый мозг никак не хотел отключаться. Вдруг словно наяву возникла Таганка, он поднимается по Народной к Большим Каменщикам. Из-за белых домиков проглядывает часовенка. Дверь приоткрыта, Антон заходит, его ведут в подземелье. Одинокая келья. Под самым потолком оконце в кованой решётке. За столом монах в рясе, с чёрной окладистой бородой и глазами артиста Баталова,… Что за чушь?
— Ты на верном пути, — живо сообщает монах.
Келью заливает слепящим светом. Монах улыбается:
— Жди известия, — выкрикивает он вдогонку Антону, попятившемуся восвояси.
«Чёрный монах явился и зовёт за собой», — не вполне очнувшись от сна, Антон рывком сел на постели. Рядом тихо посапывала жена.
«Чертовщина какая-то», — подумал и опять провалился в подземелье до полудня, ничего не помня, кроме кованой решётки.
Настойчивое жужжание, видно ненароком разворошил осиное гнездо. Где-то рядом пробивается голос Иры:
— Он ещё спит, лёг под утро, я обязательно передам.
Антон в тревоге проснулся: белый день, муха бьётся между оконных стёкол.
— Я вчера ездила в Первую Градскую и заглянула в церковь на Донской, — подала голос жена. — Батюшка вычитыванием снимает сглаз, но молитва лучше действует на крещёных. Давай сходим завтра, покрестимся. Говорить пока никому не будем. — И обняла мужа за плечи.
Раньше Антон отшутился бы, но сон прилип, разворошенное гнездо и монах не давали покоя.
— Хорошо, — покорно согласился он.
— Крестики и рубашки тебе и мне я уже купила, остальное подскажут в храме. Надо только обоим не есть до утра скоромного.
Антон чувствовал себя разбитым вдребезги: вчерашняя мозговая атака даром не далась. Два раздражителя, какой перетянет?
«Из-за сиюминутных научных амбиций бросить запущенные установки и, забыв о Германии, начать заново? Как это объяснить шефу и, наконец, Ире?»
— Посмотри, у меня грудь увеличилась, новый лифчик мал, — внезапно позвала она из ванной. Там вовсю шла генеральная репетиция крещения.
Прислонившись к двери, он с улыбкой поглядел на жену в зеркало:
— А что? Придётся раздеваться догола и окунаться в Иордань?
— Только до пояса, но мужчинам этого не понять, — увернулась Ира.
Говеть до утра оказалось гораздо сложнее, чем представлялось вначале. Как два заговорщика они бродили по квартире, исподтишка подглядывая друг за другом. Несколько раз то один, то другой, крадучись, подходили к холодильнику, воровато оглядывались, но в последний момент брали себя в руки. Антон не выдержал первый.
Встав с постели, он сделал два решительных шага на кухню, и вдруг, вернувшись, достал с полки недавно приобретённую на книжной толкучке библию:
«Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да придет Царствие Твоё, … и прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».
— Читай, читай дальше, — зашептала Ира, прижимаясь к мужу…
— Произнесите три раза: отрекаемся от сатаны, …а, теперь — дуньте, плюньте,…
Они стояли среди новокрещёных, со смирением выполняя указания священника. Рядом — сплошь крёстные отцы, державшие на руках голеньких деток. Только что всех трижды провели вокруг аналоя. Батюшка поглядывал с нескрываемым любопытством:
«Что подвигло эту интеллигентную пару на столь необычный шаг? Супружеская измена? Или в размеренной жизни возникло нечто, рационально необъяснимое, явив собой предчувствие грядущих перемен? В смутные времена одни стремглав бегут, куда попало, другие интуитивно тянутся к богу».
Таинство крещения достигло апогея: начались погружения в купель. Своды храма огласил разноголосый хор похожих на мокрых воробышков, рыдающих от испуга малышей. Антон с Ирой стояли, чуть ли не последними, и, казалось, про них забыли.
— И кто же вас, матушка, осмелился сглазить? — почти всерьёз посетовал священник, подойдя, наконец, к супружеской чете. — Кстати, как водичка? Не обжигает?
Решив до конца снести муки таинства, Ира лишь отрицательно качнула головой.
Священник повернулся к Антону:
— Не допускал ли, сын мой, греха прелюбодеяния, и даже в помышлениях? Покайся, повинную голову, и меч не сечёт.
— Каюсь, батюшка, — произнёс Антон с прохладцей, косясь на поблёскивающие в его руках ножницы.
«Сейчас последуют локоны на память. Неужели нельзя обойтись без этой ерунды?»
Ожидая около часу некого откровения, он был слегка шокирован обыденностью обряда.
Принарядив окрещённых детишек, родители, не спеша, с сознанием исполненного долга, стали расходиться. Священник поманил к себе Ирину. Антон потихоньку успокоился, вспомнив, как ещё при Брежневе они поехали в Загорск, где буквально нос к носу столкнулись с молодым коллегой по институту. Тот тайком клал земные поклоны мощам Сергия и, заметив растерявшегося Антона, аж побелел от страха…
«Деды и прадеды крестились, а не глупее нас были. Что в этом предосудительного или постыдного? — размышлял он, поглядывая на жену, послушно шепчущую за батюшкой слова молитвы. — Да и интеллигенция, в основном, выходцы из духовного звания».
Дома их с нетерпением поджидал Виталик.
— Звонил отцу, сказал, что паспорт на прописку отдал, сам появлюсь в начале октября, — сообщил он матери.
— А как быть с дипломом?
— Мам, они с бабушкой живут в прошлом. Я ему — перестройка на дворе, люди по заграницам стали ездить, а он мне — лекцию о патриотизме. Короче, остаюсь делать диплом у Антона.… А вы что? В церковь ходили? Хотите повенчаться?
— Риторический вопрос!
Ирина обратилась к Антону:
— Доставай кагор, разговеемся, — и пояснила смущённо, — зря, что ли, почти сутки мучились?
— И крестики обмоем, — радостно поддержал Антон.
Тягучее как кровь вино переливалось в бокалах оттенками граната.
— Виктор не звонил? — неожиданно спросил Антон Виталика. Тот по верблюжьи мотнул головой.
— Совсем закопался на даче. Завтра в первой половине дня Олег Степаныч ждёт. Да и я на всю неделю остаюсь один решать головоломку.
Какую, сам представлял туманно.
Глава 14
Пережёвывать прошлое, повторяя его азы, Антону не хотелось, но предстояло определиться с некстати всплывшим авторским свидетельством. Назавтра им с Виктором
