тон задала реакция шефа:
— Наплевать и забыть!
Антон был настолько обескуражен, что в замешательстве умолк.
— А ты записал: кто и что? — неожиданно вернулся из беспамятства «папа» и, взяв бумаги, стал пристально изучать перечень авторов.
— Я знал этого Ивана Васильевича Линёва, вместе начинали, — ткнул пальцем в строчку. — Колоритная фигура, родом откуда-то из под Нижнего, этакий колоритный горьковский босяк, зато как Гурген Аскарьян, фонтанировал идеями. Гурген одним из первых указал на связь коэффициента преломления с интенсивностью лазерного луча. Теперь нелинейная оптика — целое направление, а на Нобелевскую премию тогда не выдвинули. Видно, фамилия подкачала! Я слышал, американцы хотят сейчас промашку загладить.
Запалив очередную сигарету и сделав глубокую затяжку, Олег Степаныч без видимого перехода продолжил:
— Иван несколько лет кочевал по Москве, жил то у одной, то у другой подружки и вдруг исчез. Говорили, подался в свои края, в какую-то сверхсекретную лавочку.
Сигарета почти догорела, шеф, скрывая волнение, затушил её в пепельнице:
— На этой неделе у нас гости из Варшавы, я пока наведу справки. А сейчас, извините господа, спешу на учёный совет.
«Странно, — подумал Антон, выходя из кабинета, — раньше при подчинённых он не позволял себе предаваться воспоминаниям».
— Капа приезжала к нам в субботу на дачу, — затарабанил Виктор, пока они продвигались по бесконечным коридорам в лабораторию. — Испереживалась вся, ты опять её не так понял.
— Жива, здравствует и, слава Богу, — словно от кислой морошки, сморщился Антон. — Что нам чужая жизнь, в своей бы разобраться? Поляки днями приезжают, с фотоаппаратами опять начнут доставать, да и новую пушку я ещё не включал.
Виктор замедлил шаг:
— Ты в Германию надолго собрался?
— Два месяца — со второй половины октября до их рождественских каникул. Степаныч тоже потом поедет, на смотрины, так сказать. Когда вернусь, срочно сяду за докторскую.
— Он её тебе, как кость, кинул, а сам весной курс лекций читать там будет, неужели не понятно? — Антон пожал плечами. — Со мной на контакт шеф не идёт, не нужен стал. Пожалуйста, сведи меня со Збышеком поближе. Хочу удочку закинуть, может, удастся на годик-другой скататься за бугор? Вон, химики у нас под боком устроились: три месяца за кордоном, месяц здесь. По две штуки баксов зараз привозят.
— Надеюсь, они не секретами Родины торгуют?
— Оставь высокие материи. Это вам с Ирой ничего не нужно: Виталик уже взрослый, жить есть где. А меня моя Ленка запилила — квартира маленькая, две дочки подрастают. Надоели друг другу, сил нет…
— Походи со Збышеком по магазинам, — вздохнув, предложил Антон, — потом посидим, поговорим втроём.
«А ведь ещё вчера были „не разлей вода“, — подумал он про себя. — И вот расходятся пути-дорожки».
Отшумел сентябрьский визит Збышека, замелькали в ожидании командировки безбрежные будни. Незаметно и сразу подступил октябрь: небо всё чаще затягивали свинцовые тучи, москвичи потянулись с дач к тёплому жилью на городских квартирах. Новая пушка после небольшой доводки позволяла получать приличные токи, что резко повысило её привлекательность в глазах ожидаемых покупателей. Правда, времени для проверки идеи Антону не хватило — до поездки в Германию оставалось до двух недель. Неожиданно его вызвал Олег Степаныч.
— Я разыскал того самого Ивана Линёва, — начал шеф без предисловий. — Съезди на пару дней в Нижний. Он ждёт.
Иру новость расстроила, да и как не огорчиться? У неё опять появились, «гуманитарные проблемы» как говаривала её матушка.
«Говорить, не говорить мужу?»
— Сегодня среда, — истолковав по-своему её красные глаза, стал успокаивать жену Антон. — Ночь в поезде, четверг, пятница, в субботу утром вернусь.
«Пока будет в отъезде, схожу в клинику — одной, как пить дать, спокойнее», — решила Ира и принялась собирать мужа в дорогу.
— Поздравляю, ты беременна, — как обухом по голове огорошила врачиха наутро. — Срок очень маленький, проверься ещё через пару недель…
— Подъезжаем, подъезжаем, вставайте, — настойчивый стук будил разоспавшихся пассажиров.
Антон очнулся от забытья, поезд замедлял ход. В сплошной пелене дождя мелькали пригороды. Унылость — бери в охапку, сколько хочешь! «И зачем коньяк запивал „бормотухой“?» — с тоской думал он, швыряя холодную воду в лицо пригоршнями. За окошком молнии как росчерками пера разрисовали небо. Узор напоминал контуры женского лица. Ещё всполох, лицо ожило, глаза посмотрели с укоризной. Антон обречённо уставился в вымокшее стекло.
«Россия во мгле, — так, кажется, у Герберта Уэллса? Двое суток, ёлки-палки, наслаждаться убожествами гостиничного интерьера!»
Встречающий коллега, просто Коля, сочувственно разведя руками, сначала шмыгнул в привокзальное кафе.
— Здесь пиво всегда свежее, — сцепляя пробку с пробкой, открыл бутылки и в два глотка осушил стакан, за ним второй. — Вчера годовщину отдела отмечали.
Местное пиво сильно отдавало дрожжами и действительно бодрило.
— Теперь двинули, — предложил просто Коля, блеснув посвежевшим взглядом. — Сейчас тачку возьмём. А с Линёвым, поосторожнее, — на заднем сиденье его мотало на рытвинах и ухабах городских улиц как щепку, — он считает себя великим учёным. В своё время в Москве что-то не задалось, теперь на весь свет обижен. Наше начальство его не любит, несколько отрицательных отзывов написал.
Профессор Линёв соизволил объявиться ближе к вечеру, высокий, сухопарый старик с живописной седой шевелюрой, глубоко посаженными под высоким лбом, немного детскими глазами и пышными усами выглядел необычайно колоритно. Беседовать в холле оказалось не с руки, и они поднялись к Антону в номер. Горничная, небывалый случай, принесла чаю с печеньем.
— Может, что покрепче? — предложил Антон. После ужина в вагоне у него завалялось полбутылки коньяка и бутерброды.
— Знаете, не откажусь, — живо ответил Линёв. — Пока из своих краёв добрался, продрог весь.
— А где же вы ночевать будете? — недоумевал Антон.
— У меня знакомая в городе. Когда из Сарова приезжаю, у неё останавливаюсь. Ну, давайте за знакомство.…
— Эта заявка с зерном — глупость, конечно, — выпив и зажевав кружочком московского сервелата, стал неспешно пояснять он. — Хотелось по молодости идею за собой застолбить. Время такое было, все идеи выдвигали. Потом, кто побойчее, этим приёмом жонглировать начали. В суть, в физику уже никто не вникал. Мы у себя в институте столько жупелов отмели! Проблема, чаще всего, не что делать, а как? — Тут Линёв неожиданно смолк, задумался. — Я, конечно, не агитирую за науку из-за колючей проволоки, боже упаси. Но тогда результат требовали. Сейчас горы статей, а открытия на Западе делаются или туда уплывают.
«Зря приехал, — подумал Антон. — Надо как-то повежливее выйти из ситуации».
— У вас установка-то работает? — вдруг спросил Линёв.
— Да, но не так, как хотелось бы, — прозаично ответил Антон. И неожиданно для себя стал подробно рассказывать о сомнениях и догадках, накопившихся в последнее время. Седовласый профессор
