трудно соврать. Даже если это ложь во благо.
— Я чувствую. Что случилось?
Очень вовремя отвернулась, разыскивая в сумке связку ключей, потому что к глазам подступили слезы.
— Ничего страшного, — поспешила успокоить девочку. — Просто никак не могу привыкнуть к новому месту.
А взгляд предательски метнулся в сторону проезжей части, в голове стрельнула мысль: «Он подъедет с минуты на минуту!» Она уже тысячу раз отрепетировала свою речь, проработала жесты и взгляды, но сердце все равно взволнованно заколотилось. Будто чувствовало: все слова мгновенно забудутся, как только увидит Кирилла.
— А я уже начинаю привыкать, — неожиданно заявила Анюта. — Садик хороший, и дома хорошо!
От ее слов сердце защемило еще сильнее. «Дома хорошо». Если они с Кириллом расстанутся, все рухнет. Не будет никакого дома, и хорошо уже тоже не будет. Ей все не давал покоя вопрос: «Как он мог предавать меня столько лет?» Страшно представить, что все эти годы он втайне ездил к Ирке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой и, пропитанный запахом чужой женщины, спал в супружеской постели. Почему она ничего не замечала, не чувствовала, даже мысли не допускала? А может, сестра нарочно врет, чтобы сделать побольнее?
— Мам, я замерзла, — детский голосок заставил очнуться. Мысленно отругав себя за рассеянность, Милана приложила ключ к домофону и, пропустив Анечку вперед, вошла в подъезд. Прежде чем закрыть тяжелую дверь, с тоской посмотрела по сторонам: машины мужа нигде не было видно. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо, что он задерживается. Еще есть время, чтобы совладать с эмоциями, повторить заготовленные слова. В очередной раз…
Кирилл переступил порог, когда они с Аней уже сидели на кухне и пили ароматный чай с булочками. По стеклу барабанил дождь, уничтожая остатки зимней роскоши. Малышка с тем же радостным визгом, с каким час назад встречала ее, бросилась в коридор.
— Папочка!
— Привет, милая.
В другой раз Милана была бы счастлива услышать такой диалог, учитывая, как долго она мечтала о такой идиллии, и как тяжело было Анечке заговорить, перестроиться, осознать, что теперь у нее другие мама и папа. Но сейчас, после скандала, устроенного Иркой, эти слова воспринимались по-другому, так, словно бритвой полоснули по сердцу. Она поняла вдруг, что не сможет разрушить то, что делает Анечку счастливой. Милана все еще помнила ее взгляд, полный тоски и одиночества, без единого проблеска радости, и боялась, что, если обретенная ею семья распадется, у Ани вновь появится эта тоска в глазах.
Пока они болтали в коридоре, Милана нервно поправляла волосы и нервно расправляла несуществующие складки на своей юбке. Так, с чего она собиралась начать? Это сейчас надо сделать непринужденный вид или потом, когда он начнет оправдываться? От волнения все моментально вылетело из головы. Услышав приближающиеся голоса, она напряглась и затаила дыхание.
Кирилл вошел на кухню, и они встретились взглядами.
— Привет.
Она ничего не сказала. Сияющая от счастья Анечка крутилась рядом, и ее присутствие отрезвляло, остужало эмоции, готовые в любую секунду вырваться наружу. Если заговорит об Ирке — разразится скандал, который больно ударит по девочке, поэтому нужно немного потерпеть, подождать, нацепить на лицо улыбку и сделать вид, будто ничего не произошло. Так она убеждала себя, пока муж мыл руки в ванной, а Анюта брала тарелку и наливала ему щи. Милана встала, чтобы ей помочь.
— Хлеб еще положи, — подсказала, пристально вглядываясь в детские черты, и вдруг увидела девочку словно впервые. Боже, как же она похожа на Кирилла! Те же густые брови, те же лучистые глаза, та же обезоруживающая улыбка. Раньше, когда еще не знала правду, она этого не замечала, но теперь… Сходство было просто поразительным! И, главное, ничего от Ирки. Кстати, ее покойный муж, Николай, был вообще рыжим и дородным, и ни у кого даже мысли не возникло, что Аня на него не похожа.
Милана села на стул и сцепила пальцы, чувствуя, как сердце беснуется в груди: боль, ярость, обида раздирали душу. «Нельзя, нельзя показывать свои эмоции!» — мысленно твердила себе. Изо всех сил пыталась унять сердцебиение и придать лицу спокойное выражение. И, кажется, ей это удалось, потому что Кирилл, вернувшись на кухню, ничего не заподозрил. По обыкновению, поцеловал ее в щеку и сел напротив нее.
— М-м, как всегда, очень вкусно, — похвалил он, попробовав суп, а потом, посмотрев на них поочередно, поинтересовался: — Ну, как прошел день?
Милана молчала. Анюта принялась взахлеб рассказывать, что было интересного в садике, как красиво было на улице до того, как пошел дождь, как она начинает привыкать к новому району. Щебетала без умолку. Кирилл слушал очень внимательно, периодически задавая наводящие вопросы, и дочка буквально расцветала оттого, что он проявляет интерес к разговору. Милана не понимала: ему действительно небезразлично или он просто притворяется? Когда муж посмотрел на нее, тело пронзила дрожь. Она нервно провела пальцами по скатерти, пытаясь успокоиться.
— А ты как? — он накрыл ладонью ее руку. — Почему такая бледная?
Его прикосновение обожгло так, словно на кожу насыпали горячие угольки. Резко отдернув руку, она с опаской посмотрела на Аню, боясь, что та успела заметить это движение. Но дочка, что-то напевая себе под нос, листала какую-то книжку.
— Что случилось? — спросил полушепотом. — Поделись со мной.
У Миланы ком застрял в горле. «Поделись»! В душе в очередной раз поднялась злость и, с трудом переборов себя, она бросила:
— Потом поговорим.
В голосе зазвенел металл. Все-таки эмоциям удалось, пусть и ненадолго, прорваться наружу. По ее хмурому лицу и недружелюбному тону Кирилл наконец понял, что что-то не так. Отставив пустую тарелку, он быстро выпроводил Анечку, предложив ей посмотреть мультики, на что дочка охотно согласилась. Потом вернулся на кухню, пододвинул стул, и, опустившись на него, посмотрел на нее в ожидании.
— Рассказывай.
Милана хмыкнула. Наверное, слова сейчас будут лишними. Она вышла в коридор, а через минуту вернулась с документом в руках, положила его на стол возле мужа.
— Это ты рассказывай.
Он принялся вчитываться в написанное, а она отошла к окну и прислонилась плечом к стене. Прошло совсем немного времени, а ей показалось, будто пролетела вечность. Она так сильно вонзились ногтями в ладони, что ощутила боль. Все эти бесконечные минуты наблюдала за ним: на лбу Кирилла пролегла складка, выражение глаз стало серьезным, строгим — он иногда поднимал на нее взгляд, потом снова утыкался в документ, — на щеках проступили алые пятна, лишь подчеркивающие его волнение. Что он скажет? Как оправдается? По виду не определить, о чем он
