страстей. Даже коты. Даже в марте. Но Хамфри…
«Всё, что вам нужно, это любовь», – тихонько пропело в голове.
Теперь понятно, почему связь с ведьмой ослабла. Фамильяр сам не хотел найтись.
Негласно фамильярам запрещалось создавать такие семьи. Вся их семья – это ведьма.
«Создательница», – подумал Эдвин, вспомнив речной жемчуг.
«Как она? Как Перл?» – виновато спросил фамильяр, немного сдувшись.
– Горюет, – честно ответил Эдвин, и Хамфри стал ещё печальней. – Ну что, пойдёшь со мной?
«Нет. Не могу их бросить, даже на день. Пропадут».
– А хозяйку не жалко?
Фамильяр зажмурился.
«Она… она умница. Переживёт. И…»
Фамильяр не закончил: один из котят всё же прорвал оцепление, врезался в ногу Эдвина и стал играть со шнурками. Мама тут же оттащила его за шкирку.
– А почему бы тебе не взять их с собой, а, Хамфри? – негромко спросил Эдвин.
«А вдруг… – съёжился фамильяр, – …вдруг она не поймёт?..»
«Вдруг она приревнует? Разозлится?» – додумал за него Эдвин.
И улыбнулся, вспомнив нежную Перл.
«Всё, что тебе нужно, это любовь».
– Поймёт. Ну а если нет…
Эдвин присел и поманил к себе бело-чёрного котёнка.
– Будете жить у меня.
Мяукнув, котёнок шмыгнул мимо мамы – и доверчиво ткнулся в ладонь.
***
…Эдвин пригладил волосы, кашлянул. И, наконец, нажал на кнопочку звонка. Двое кошачьих прижимаются к ногам, в руках – коробка с писклявым квартетом… Впереди – Хамфри.
Ведьма открыла, щуря заплаканные глаза. И замерла статуэткой.
А дальше…
Конечно, были слёзы. Куда без них? Жемчуга, жемчуга, жемчуга… Были объятья и: «Ах, кто это такие хорошенькие?» Был рассказ, прощение и чу́дная форель, запечённая с лимоном и травами.
Всё вышло славно. Как Эдвин и хотел.
Впрочем… чего-то всё же не хватало.
«И почему я не спросил? – подумал Эдвин, сидя в офисе на другой день. – Пригласил бы её…»
– Эй, Эд! Тебе звонок на линии! – внезапно крикнул напарник.
Пожав плечами, Эдвин принял звонок – и замер, услышав голосок Перл.
…Приглашение. Приглашение в гости.
– Всё, что вам нужно, это любовь! – донеслось из приёмника.
– Значит, до вечера?
– Да…
– Тогда пока! Мы все ждём тебя! Очень!
Эдвин медленно положил трубку. Несмело улыбнулся приёмнику…
И прибавил громкость на максимум.
Колодец проклятий
…В день, когда в их Станцию, точно голодный кутёнок в мамкин живот, ткнулась прокля́тая Люлька, настроение Го́ра было отменно гадостным.
Очнулся он с головной болью и тошнотой. Словно зелёный новичок, впервые испытавший синдром космической адаптации.
Некоторое время Гор оставался в коконе спального мешка. Пытаясь выбить, выдернуть из памяти кошмар, что угораздил ему присниться.
Но перед глазами всё стояла девчонка, похожая на утопленницу. Утонувшую в нефти. И волосы её, струясь чернилами каракатицы, двигались как живые, стремясь добраться до его, Гора, шеи.
Дотянуться. Обхватить.
И…
Гор встряхнулся. Воспарил вверх, застыл в обзорном модуле – куполе. Шесть иллюминаторов. Потрясающий вид. И стрела – зазубренная стрела – в сердце.
Боги, до чего же хочется на Землю, до чего же осточертело это всё!..
Мысль – отчаянная, трусливая – быстро подавилась в зародыше. В мозгу грянул безжалостный отцовский голос: «Подбери сопли, Игорь! На кону честь семьи!»
Гор положил ладонь на стекло иллюминатора. Так, роняя слёзы, возлагают руки на гроб любимого родственника. Земля – чудесная красавица-Земля, затянутая белыми, точно фата, облаками, – казалась далёкой, недосягаемой… Чуть ли не потерянной навсегда.
Гор прикрыл веки.
Нет, не думать. Надо успокоиться, взять себя в руки, вновь нацепить личину стального командира, надо…
Лёгкий стук.
Гор вздрогнул, открыл глаза. С той стороны иллюминатора ему солнечно улыбался Рюрик.
«Эй, команданте! Как дела?»
Подмигнув Гору, космонавт взялся чистить иллюминатор. Свою работу он выполнял с удовольствием – лицо под шлемом сияло, как Солнце.
Впрочем, что взять с Рюрика? Он Космос обожал. Рюрик вообще был заядлым экстремалом. Любил пощекотать себе нервы: и к Марианской впадине плавал, и к белым акулам в клетке спускался, и по Африке, среди львов, колесил… Теперь вот Космос осваивает, как дитя радуется. Усатый мальчишка…
«А я ненавижу Космос. Я боюсь Космос. Меня страшат его тёмные недра…» – в который раз подумал Гор.
И полетел искать Машу.
***
– Вот ты где, радость моя…
Конечно же, Маша занималась уборкой.
Крепко зажатый ногами, ворчал пылесос, а Маша, знай, работала: убирала пыль с поверхностей, с решёток вентиляции… Наводила уют.
Вот подплыла к мужу, мазнула губами по щеке.
– Чего какой смурной?
Сказать бы всё, честно сказать… Но нельзя.
Гор через силу улыбнулся. Обнял молча.
…С кем, с кем, а с женой ему повезло.
Да с Рюриком ещё.
Казалось, что Игорь Игоревич Горин с рождения запрограммирован на несчастья. Даже в его ФИО было заложено тройное «горе». Деспотичный отец, ненавистная работа… ещё более ненавистная от того, что показывать свою ненависть было нельзя. Надо было врать, проходить все осмотры и тесты… Шутка ли, наследник космической династии! И отец космонавтом был, и дед, и прадед!
«И ты им будешь», – жёстко припечатывал Горин-старший, натаскивая Игоря для Космоса.
Игорь терпел, учился. Проходил, как назло, все испытания.
А потом встретил Машу и стал Гором.
Глядя на неё, он млел и таял. Чувствовал себя почти на Земле.
Хвост золотых волос, парящих в невесомости, походил на зрелую пшеницу. Глаза голубели родниками, губы – пламенели маками. Одетая в зелёные майку и штаны, жена была гибкой, как весенний росток.
Маша любила мужа. И Космос любила.
Выращивала в оранжерее на Станции кабачки, возилась с би-шимпанзе по кличке Пупсик…
Именно она превратила Игоря в Гора. А до этого – сделала из Юры Соколовского, своего кузена, князя Рюрика.
«У Рюрика на гербе сокол был. Знаешь это, братишка? – смеясь, сказала тогда Маша. – Теперь ты Рюриком будешь, кузен – князь!»
С лёгкой руки Маши клички прижились. Ныне мало кто называл Рюрика просто Юрой, а Гора – Игорем.
И обезьяну Пупсиком она же назвала.
Теперь возилась с ней, словно трёхлетка с дарёным пупсиком. И скрывала тоску, что была куда сильнее тоски Гора.
– Ладно, я полетела. Милый, не хандри!
Чмокнув – на сей раз от души, в губы – Маша уплыла.
Гор смотрел ей вслед. Вспоминая, как они ездили в Англию, искали древний Колодец желаний. Как Маша, зажав в кулачке камень с нацарапанным словом, отчаянно молилась про себя, а потом запускала его вниз.
С тех пор прошло много лет. И врачей было пройдено много, и знахарок… Но как ни хотела Маша, а детей у неё так и не появилось.
А затем начался Космос. И