тупой бессмысленной металлической дубиной, которой его сделали для учебных боев.
* * *
— Принимая во внимание заслуги Гола Одана, — после описания моего «безнравственного» и «нечестного» поступка во время тренировки, к которому присовокупилась возможная кража чужого имущества, капитан Гариган, вместо того чтобы просто назначить конкретное количество ударов по моей спине, продолжил свою речь странными оправданиями. Кого и когда интересовали мои заслуги? Я далеко не лучший ученик, не самый дисциплинированный и талантливый.
— Учитывая также и еще некоторые обстоятельства, я вынужден признать, что наказание в двадцать плетей излешне жесткое. Гвардеец Одан получит пять ударов, по обычной процедуре, не публично.
В этой короткой речи меня напрягли слова — «вынужден» и «некоторые обстоятельства». Почему глава нашей школы «вынужден». И какие обстоятельства помимо моего старания могли смягчить мое наказание? У меня нет здесь ни друзей, ни знакомых. Или отец Эреса как-то об этом узнал и решил помочь? Ну, об этом можно спросить самого Эреса, ведь никак иначе кроме как через сына, старший Хармотен не мог получить известия о моем наказании. Но так быстро? Я совсем запутался, и решил не думать на эту тему. Уж лучше подумать об Арне, о том, как мы с ней вновь непременно встретимся, о ее улыбке.
Энергия! Эти мысли были энергией, магией, которую я мог контролировать! Да пусть недолго, но я удерживал в себе сгусток этих мыслей буквально останавливал плеть, не давая ей рассекать мне кожу. Бедный старина Браш, колторому всегда поручали эту грязную работенку только пожал плечами, но для проверки ударил не пять, а шесть раз, чтобы удостовериться, что он всё делал верно.
— Крепкая у тебя кожа, — только и оставалось сказать ему, и я немедля направился на занятия.
В классе военной стратегии Эрес толкнул меня в плечо.
— Ты как? Живой?
— Дядя Браш не особо усердствовал, — соврал я, — мне везёт.
— На родник сегодня ходил я и Гред, и там кое-кого встретили.
— Кого?
— От твоей девицы, — прошептал он и сунул мне письмо, — Гред не врал, она и впрямь красивая. Покажешь, что пишет?
— Эрес, это всё-таки личное, — шикнул я, стараясь не привлекать внимание преподавателя.
Я молча спрятал письмо в карман, и решил, что распечатаю его вечером, подальше от чужих глаз. Я был уверен, что никаких признаний в любви там не будет, только дело.
— Тоже мне, герой любовник!
Дорогой Гол! Прости меня, пожалуйста, что наши планы были сорваны столь безжалостным образом, но у меня возникли некоторые затруднения. Я не знаю, когда мне вновь удастся выбраться на встречу с тобой. Я буду оставлять тебе письма под камнем у источника. Если захочешь что-то мне написать, оставляй там же.
Наша поездка откладывается, хоть проблем в Драгории меньше не стало.
Будут проблемы — пиши, я думаю, смогу помочь.
Удачи!
Арна
Я читал украдкой, чтобы никто не видел, но Эрес будто следил за мной!
— Ну, и до чего договорились?
— Я хочу тебя немного огорчать, Эрес, но письмо изобилует такими вещами и выражениями, что я не могу подставить даму сердца, и открыть его содержание, — картинно прислонив руку ко лбу сказал я, и мы засмеялись.
— О! Ну ты даешь Гол! За сколько мгновений драгоценного общения она так страстно к тебе относится?
— Учись, благо есть у кого — засмеялся я.
— Это точно!
Я принял решение сжечь письмо, поскольку боялся, что кто-то из моих друзей все же захочет, пусть и без злого умысла, узнать о наших отношениях чуть больше, чем я рассказывал. Я предвидел их реакцию на подобные новости, и она меня страшно огорчала.
Этим же вечером я написал письмо Арне.
Дорогая Арна! Я уже начал бояться, что ты отправилась в дорогу без меня. Слава Свенне это не так. Проблем у меня вроде бы нет. Единственное, что со мной происходит странного — я стал еще острее чувствовать магию, мне стало проще заглядывать за грань. Я чувствую ее во всем, в каждом проявлении жизни. Я не знаю, стоило ли тебе это писать, но, если ты что-то знаешь об этом, я буду очень рад это услышать.
Еще есть некоторые проблемы с родителями. Я не знаю, смогут ли помочь им мои деньги. Надеюсь, что смогут, но мать писала, что мой отец так и не выздоравливает. Когда отправимся в Драгорию, я должен буду навестить их.
Как ты поживаешь, почему не можешь выйти?
Удачи!
Гол.
Я лег спать, крепко сжимая в одной руке перо, а в другой — письмо.
* * *
Я шёл по выжженной земле, а передо мной простирались мертвые поля, мертвый скот, мертвые деревья. Я ступал мягко, и пепел легко поднимался в воздух от прикосновения моих босых ног. В моих руках был меч — Эсториоф.
Я почти сразу понял — это сон. Не то, чтобы я всегда это понимал, но сейчас — абсолютно точно.
Странная фигура в балахоне выпрыгнула на меня из тумана. В ее руках был широкий палаш. Я сразу встал в стойку, готовый отразить нападение.
— Стой, Гол. Ты думаешь, я хочу убить тебя? Не торопись. В этом месте все ходят с обнаженным оружием.
— Хорошо. Кто ты?
— Меня зовут Мока. Я здешний пастух.
— Пасёшь мертвый скот?
— Мёртвая земля моя вотчина. Я — смерть, или ее Воплощение. И я пришел за тем, что ты любишь.
— Мне придётся драться с тобой?
— Зачем, я не хочу убивать тебя. Уходи отсюда, не трогай ничего здесь, и я тебя не трону.
— Но ты сказал, что возьмешь то, что я люблю… мы же в Драгории неожиданно догадался я, — Арна!
Он резко напал на меня, но я был готов. Мы начали драться, так как я еще никогда не дрался, но Эсториоф словно управлял мной, и Мока не мог достать меня. Зато я раз за разом касался лезвием то плеча, то ноги. Он притворно вскрикивал, но его движения от этого не изменялись, он был все также быстр и уверен в себе. Я попробовал заглянуть за грань, но у меня ничего не вышло.
— Юный колдун! Ты и так за гранью! Тебе не одолеть меня! Никогда!
Я рванул вперед, и словно воспарив, перерубил клинок своего противника, как недавно тренировочный клинок Рагола. А затем попробовал отрубить Моке голову, но он ожидал этого и резко отклонился назад, и мой меч только перерубил завязки его накидки на голову, и я увидел его лицо.
— Ну что доволен! Увидел, как я выгляжу!
— Шотер…
— Я рад, что ты читал «Неллион в
