Диана никогда не умела правильно краситься и одеваться, а за тоннами косметики и вульгарного тряпья даже самые удачные внешние данные могли затеряться.
Мысли Джереми оборвались, когда изящная рука коснулась его плеча. Джейн, как всегда недорого, но элегантно одетая, низенькая, но осанистая, стояла позади него и улыбалась.
– Ты готов?
– Я готов.
– Тогда поторопимся! Не стоит заставлять водителя ждать нас, это невежливо.
Они взялись за руки и двинулись вниз по лестнице, не обращая внимания на шум и суматоху вокруг.
Необычное утро. И Джейн, и Джереми одолевали неясные, но приятные ощущения лёгкой щекочущей вибрации. Они спустились по лестнице, держась за руки, не спеша прошли гостиную, затем холл, и направились к машине. Вокруг них словно образовалось едва заметное мерцающее поле, которое отталкивало от себя звуки, предметы и людей. Это поле не давало проникнуть ничему, что могло бы нарушить их утреннюю идиллию. Даже Диана остановилась на полпути и просто помахала им рукой, брякнув несколько прощальных напутствий. Впрочем, ни Джереми, ни Джейн её не слышали. Водитель – рыжеволосый молодой парень с лицом болвана ‒ поспешил было забрать из рук путешественников чемоданы, но подбежав к ним на расстояние вытянутой руки, внезапно оступился и поспешил обратно к машине, чтоб распахнуть дверцу.
«Всё прекрасно. Мы едем в Карлайл!»
* * *
Поначалу Джереми пытался сопротивляться навалившейся на него сонливости. Однако ранний подъём, излишне плотный завтрак и монотонный пейзаж за окнами Ленд Ровера вскоре сломили его сопротивление. Лондонские улочки сменяли друг друга слишком быстро, и Джереми не особенно интересовался ими. Мысленно он был уже в Карлайле.
Он наблюдал, как машина свернула на Трафальгарскую площадь и поехала по направлению к Спринг Гарденс, чтобы потом свернуть на Площадь Ватерлоо, продолжить путь по Риджент-стрит и так далее, пока не выбралась на трассу М6. Вскоре Джереми уснул.
Ему снились странные сны, если это можно назвать снами. Расплывчатые образы беспорядочно сменяли друг друга. Джереми блуждал по лабиринту, которому не было конца. Он путался в картинках и обрывках фраз, лиц, рук, дверей; разбитая чашка, распечатанный конверт без подписи, неестественно яркая зелёная трава, синее небо, скрюченные сухие деревья – всё это больше походило на разрозненные обрывки чьей-то памяти. Он видел лица: красивые и уродливые, молодые и старые, приветливые и угрюмые, но смазанные они проносились перед ним со скоростью лондонского экспресса. Другие были чётче, когда они появлялись, Джереми становилось трудно дышать от безотчетного страха, вызывающего тошноту. Вот перед ним привлекательная женщина лет пятидесяти, обаятельная и ухоженная. Джереми она не нравилась. Он её прямо-таки возненавидел – спрятаться бы или убежать. Нет! Надо её избить! Кулаками по её красивому надменному лицу, выбить ей всё до единого зубы, вырвать глаза и волосы, сломать её изящный нос, ударить ногой в живот, пусть она почувствует, каково это когда тебя бьют в живот ногами! Прилив гнева и злобы сменился смятением, образ женщины растворился, вместо него появился молодой мужчина. Его черты чем-то напомнили лицо ненавистной женщины – та же порода, тот же ровный изящный нос, глубокие карие глаза, которые, казалось, всё время смеются, густые русые волосы, красивые губы, только подбородок какой-то слабый и безвольный, но это совсем не бросается в глаза. Мужчина ослепительно красив. Когда Джереми смотрел на него, то ощущал слабость в ногах и странную вибрацию внизу живота. Джереми покраснел, он не хотел ощущать никаких вибраций! Мужчина смотрел на него сверху вниз и улыбался, губы его слегка приоткрылись, глаза искрились молодостью. Вот мужчина протянул руку, чтобы дотронуться до него, но вдруг начал отдаляться, сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее, его протянутая рука растворилась в липком сладком воздухе. От этой сладкой вони слезятся глаза, запах лезет в ноздри, словно пытается заполнить собой все внутренности Джереми. В затуманенное сознание бросаются далёкие крики исчезающего мужчины. Расслышать его слова очень трудно, его стремительно утягивает в пропасть. Джереми хочется плакать. Нет, не плакать, ему хочется выть во всё горло, лечь на землю и рыдать что есть мочи. Он не пытается побежать за мужчиной, не пытается остановить его, вытянуть из проклятой воронки – Джереми знает, что это бесполезно. Сквозь собственные всхлипы он всё же слышит два слова: «Джейн! Джейн!». И снова размытые черты тусклых скучных лиц, все они проносятся мимо Джереми со скоростью лондонского экспресса. Двери, бесконечное множество дверей, открываются и закрываются перед ним.
Небо, затянутое тучами, нарядные люди в красивых одеждах, белое платье на загорелом женском теле, и «Лови, Джейн!» − белый свадебный букет у Джереми в руках. Он бросает его под ноги, переступает через него и идёт дальше. Лето сменяет зиму, деревья, трава, облака, лица − всё проносится мимо Джереми.
Ясное небо, и запах азалий ‒ липкий приторный воздух снова окутывает его невидимым кольцом. Нечто в правом кармане Джереми не даёт ему покоя, и он суёт руку в карман, проверяя его содержимое. Нащупав что-то, Джереми высовывает руку и смотрит на свою ладонь. Это маленькое колечко с красивым белым камушком. Камушек сверкает в лучах солнца, Джереми бросает кольцо под ноги, наступает на него, вдавливая подошвой в рыхлую землю, и идёт дальше. Ему снова хочется плакать. Он не хочет быть здесь, он хочет забиться в тёмный угол какого-нибудь чулана и закрыть дверь на замок. Он хочет сидеть в этом углу вечно, до самой смерти. Там прохладно, темно и спокойно, там нет людей, и никто его не увидит, там ему не нужно будет ни с кем разговаривать, не нужно будет вообще ничего делать.
Снова появилось лицо красивого мужчины, но ненастоящее, как будто затертая фотография, и глазам Джереми стало горячо и мокро.
Перед ним пронеслись люди в белых халатах, и новые бесчисленные двери открывались и закрывались. Его ладони в крови. Он весь мокрый, липкий и пахнет от него странно.
Острая боль пронзила живот Джереми в тот момент, когда он услышал плач. Плакал маленький ребёнок, младенец. Очень горько, безнадёжно, словно в пустоту. Джереми понимал, плач слышал только он один. Такой тихий и жалобный он пронзал, заполнял, разрывал, окутывал и высасывал всё живое из него.
− Пожалуйста, замолчи! Заткнись! Прошу тебя! Не надо больше!
Джереми проснулся в слезах. Он не сразу понял, где находится и почему его так сильно тошнит. Весь съеденный завтрак грозился вырваться наружу. Он огляделся и увидел Джейн – она дремала, склонив голову на бок и рыжий затылок водителя на переднем сидении. В машине тихо мурлыкали Криденс7.
