них и не смотрит, как будто не знает, чего им. от него надобно. В отместку за это они его «красавчиком» прозвали, отворачиваться от «красавчика» стали, — им, мол, до него и дела нет. Только вряд ли оно так было.
Гонит он стадо пасти, ни вправо, ни влево не оглянется. Оттого у него дело лучше, чем у других батраков, спорилось. И. уж не знаю, как и что он делал, только и скотина у него сытее, чем у них, и коровы больше молока дают. Он свою скотину туда водил, где трава гуще и сочнее. Одно слово, где того пастуха нога ступит, там и цветы как-то веселее глядят, и за что он ни возьмется, все ему лучше, чем другим батракам, удается.
Видно, тот сирота, — не гляди, что бедный, — счастливым уродился, и так уж ему на роду написано было, что он далеко пойдет. Сам-то он об этом ничего не знал, не хвастался, не зазнавался, а всегда был покорным, трудился что было сил и ни за что бы человека ни словом, ни делом не обидел. За все это его и парни на селе, и другие батраки невзлюбили, на него невесть что наговаривали.
Как-то весной ходил он целый день за коровами, устал и прилег в тени под большим раскидистым деревом. Такое славное местечко для отдыха облюбовал: ложбинка та, вся., словно ковром, цветами покрыта. Так и манит отдохнуть-соснуть. Поодаль родник серебряной струей журчит, из скалы пробивается, змеится промеж ушастых лопухов да бурьяна, и лепет его баюкает путника. Лежит пастухов холодке, под деревом, а дерево то такое высокое, в самые облака верхушкой уходит; в ветвях его птахи любятся, гнезда вьют, песни поют. И стоило только их щебетание послушать, чтобы и у тебя в сердце любовь ярким пламенем занялась. А могучие ветки вокруг широко тень бросают. Так, кажется, никуда бы отсюда и не ушел. Видать, не такой уж простофиля тот пастух был, даром его завистники так прозвали.
Долго ли, коротко ли, заснул пастушок глубоким сном. Может, самую малость поспал, да вдруг как вскочит! Ему, вишь, такой чудесный сон привиделся, что он сразу проснулся. Снилось ему, что приходит к нему добрая волшебница, да такая прекрасная, краше ни на земле, ни на небе не найти. И приказывает ему та волшебница ко двору царя отправиться, который этой страной правил. Там. мол, его счастье.
Проснулся пастушок, лежит и сам с собой размышляет: «Что бы этот сон означать мог?» Целый день только об этом и думал, да так ничего и не надумал. Откуда было пареньку знать, что та волшебница — его счастливая звезда, и что она пришла ему помочь.
На другой день, чуть рассвело, погнал пастух коров опять в ту же ложбинку, прилег под тем деревом и тотчас же заснул. И опять ему вчерашний сон привиделся. Проснулся пастух, думает: «Тут дело не чистое!» Целый-то день у него сон из головы нейдет.
Ну, а на третий день он уж сам нарочно прямо под тем деревом в холодке улегся и заснул. И опять ему во сне волшебница явилась, только такая сердитая! Всякими бедами-напастями грозилась, коли он ее не послушается, во дворец не пойдет.
Пробудился пастух, собрал скотину и домой! Загнал коров в хлев, отыскал хозяина да и говорит ему:
— Ну, хозяин, давай мне расчет! Довольно я на своем веку батрачил, а проку с того никакого. Хочу по свету побродить, счастья попытать.
Стал его хозяин уговаривать, уламывать:
— Что ты, сиротинушка! Или харч у меня плохой? Жалованье малое? Так я за этим не постою! Оставайся у меня, я тебе невесту с приданым на селе высватаю, по мере сил помогу тебе свое хозяйство наладить. В люди выйдешь! Незачем тебе по белу свету без толку скитаться. Еще бродягой станешь.
А пастух знай свое твердит:
— Я тобой, хозяин, премного доволен. Благодарствую! И харч хороший. А только тянет меня по белу свету побродить. Ни за что я здесь не останусь.
Видит хозяин, не уговорить ему пастуха. Отдал ему что еще причиталось, распрощался молодец и отправился в путь-дорогу с котомкой за плечами.
Вышел он из родного села и пошел прямехонько на царский двор наниматься. А у садовника царского как раз помощник ушел. Видит садовник, парень чистюля, расторопный тоже и с радостью его принял. Ему, вишь, не раз от царевен доставалось за то, что он разных бродяг, оборванных да грязных, на работу брал.
Вот и этот тоже: чистюля-чистюля, а одежонка-то на нем рваненькая! Одно слово — пастух! Приказал ему садовник в баню сходить, искупаться, чистую рубаху да платье исправное дал, как царскому работнику пристало. А молодец из себя такой ладный и пригожий, новая одежа на нем как влитая сидит.
Стал ему садовник показывать, что и как делать. Кроме других работ по саду, каждое утро перво-наперво должен был помощник садовника двенадцать букетов набрать и двенадцати царским дочерям поднести, когда они в сад гулять пожалуют.
А на тех царевнах, вишь, с колыбели заклятье лежало, только никто о нем не знал: до тех пор ни одна из сестер-царевен замуж не выйдет, покуда такой человек не сыщется, что про то заклятие прознает и одну из царевен себя полюбить заставит.
Это злая волшебница из мести еще при рождении царевен заколдовала: они по пляске с ума сходили, каждую ночь по паре белых атласных башмачков стаптывали. А где они по ночам плясали, про то никто ничего не ведал. Царь-отец всем тем был немало озабочен. Он на башмачки дочерей каждый день уйму денег тратил. А другая его забота: до сих пор ни один из женихов, сколько к его дочерям их ни сваталось, им не понравился, будто у царевен вместо сердца ледышка была.
Вот в один прекрасный день разослал царь глашатаев по всему своему царству и в соседние страны объявить, что тот, кто дознается, где его дочки каждую ночь башмачки стаптывают, может себе любую из двенадцати царевен выбрать, царь ему ее в жены отдаст. Каждую ночь царевен в их светлице за девятью коваными дверями запирали на девять тяжелых замков, но ни царь, никто другой не могли дознаться, что они по ночам делают, что так башмачки рвут, и никто никогда не видел, чтобы царевны из дворца выходили. Да и как им было выйти?!
Видно, так тем царевнам суждено было всю жизнь взаперти прожить.
Оповестили глашатаи народ о царской воле, и повалили женихи валом к царскому
