На мой незаданный вопрос ответила сама Кинзия, чего я не ожидала:
— Мариан – мой младший брат, — сказала она с гордостью, — и он носит фамилию нашего рода. Наши родители умерли. Когда я вышла замуж, мой супруг был так добр, что взял Мариана на воспитание.
— Вы хорошо поступили, — сказала я, посмотрев на Гелла
— Я не мог иначе, — ответил он, прикладываясь к бокалу.
— Наш эньор очень добр, — иронически протянул Мариан. — Вот и вы здесь у нас оказались по доброте его душевной.
Мне стало ясно, отчего Кинзия так приободрилась: когда появился ее брат, она получила поддержку, и то, чего она не может сама сказать супругу, выскажет ему Мариан.
— Что же с вами случилось, какие беды, раз вы оказались не абы где, а у нас? — насмешливо спросил он.
— Боюсь, беды мои столь значительны, — в том же тоне ответила я, — что если расскажу о них, вы сильно испугаетесь и ночами будете плохо спать.
Мариан приподнял темные брови и произнес:
— Не переживайте, эньора, я ночами итак редко сплю.
Я снова потянулась к бокалу, но он оказался пуст. Слуга бесшумно налил мне еще вина; почувствовав на себе неодобрительный взгляд Брадо, я опустила бокал. Не стоит налегать на вино на пустой желудок. Кстати, почему нам ничего не подают? Из съестного на столе лишь незнакомые закуски да хлеб, а тарелки пусты.
— Так что за беды? Я жажду испугаться, эньора.
— Мариан, — протянула Кинзия, водя пальчиком по бокалу, — не наседай на нашу гостью.
— Прошлое эньоры значения не имеет, — отрезал Гелл. — Отныне ее дом – Тоглуана, а ее фамилия – Брума.
Брат с сестрой переглянулись, после чего Мариан спросил:
— «Брума»? Так записывают незаконнорожденных.
— Пойдут слухи, — поддержала его Кинзия.
— Это достойная фамилия, в ней нет ничего оскорбительного, — невозмутимо сказал Гелл. — Брума – это туман. Туман – это Тоглуана. С этой фамилией вы наша, Валерия.
— Звучит красиво, — сказала я.
Мужчина чуть улыбнулся мне, и я почувствовала, что, несмотря на то, что он меня подозревает в нехороших связах с нехорошими людьми, в его лице я получу поддержку и защиту. И как же приятно на него, такого красивого, с темными кудрями, смотреть…
«Он женат и старше на двадцать лет», — напомнила я себе и отвернулась, но наше особое взаимодействие с Брадо уже не было тайной для Кинзии и Мариана. Да и любой, у кого есть глаза, заметил бы это…
— Вы недолго будете носить эту фамилию, эньора, — добавил Брадо. — В скором времени будет помолвка Мариана с его невестой. На праздник мы пригласим лучших представителей Тоглуанского эньората и подыщем вам подходящего жениха.
Эта новость меня совсем не порадовала, зато она очень обрадовала Кинзию –женщина засветилась-засверкала от радости, когда поняла, что довольно скоро избавится от меня.
— И правда, — прощебетала она, — это будет замечательная возможность устроить вас, Валерия!
Я вяло кивнула.
— Помолвка? — удивился Мариан, причем это было оскорбленное удивление. — Как интересно. Первый раз слышу. Я еще не делал предложения.
— Так сделай, — сказал Брадо, выразительно посмотрев на воспитанника. — Эньора Террел давно ждет.
— Пора, — поддержала мужа Кинзия. — Тебе идет двадцать четвертый год, а ты все холост. Это нехорошо.
— Нехорошо решать за меня, когда и на ком я должен жениться, — отчеканил Мариан.
Именно в этот момент, не позже и не раньше, явился в столовую напыщенный, ярко одетый мужчина средних лет, и сообщил о прибытии эньоры Террел и некоей дамы по фамилии… Брума.
В столовую вошли хорошенькая светловолосая девушка лет пятнадцати или около того в сопровождении невысокой тучной дамы лет пятидесяти.
Мужчины встали из-за стола, приветствуя прибывших, после чего Брадо метнул на Мариана требовательный взгляд и тот поднялся, чтобы встретить женщин и проводить к столу. Естественно, сначала Сизер уделил внимание девушке: последовало короткое приветствие и нежный поцелуй руки; зардевшаяся милашка в свою очередь пролепетала что-то молодому человеку и поклонилась чете Гелл.
Как только девушка заняла свое место за столом – напротив жениха, конечно же – Мариан помог усесться тучной даме, и так получилось, что мы с ней оказались напротив: Брума и Брума…
— Эньора Гемма Террел, госпожа Бонфилия Брума, — представил их Брадо Гелл, и назвал меня: — Эньора Валерия Брума.
Моя однофамилица очень внимательно и подозрительно на меня поглядела, а вот Гемма Террел взглянула с интересом и, улыбнувшись открыто, сказала:
— Очень приятно, эньора.
— И мне, — улыбнулась я, ничуть не слукавив.
— Дорогая Гемма, — обратилась к девушке Кинзия, — вы опоздали. Надеюсь, в пути с вами не произошло ничего неприятного?
— Карета увязла, — ответила за нее госпожа Брума.
— Ах, какая жалость. Погода нынче стоит нехорошая, — вздохнула Гелл и покосилась на Мариана. — Правда?
— Да, мерзкая, — отозвался он.
Гемма бросила на него вороватый взгляд и снова покраснела; очевидно, она по уши влюблена. И, увы, очевидно также, что Мариан не влюблен, и что к женитьбе его толкают. А еще очевидно, что после ужина он многое выскажет сестрице, а Брадо – своему воспитаннику.
Я выдохнула, когда фокус внимания сместился с меня, а слуги начали разносить блюда. И, улучив момент, точно как Гемма, бросила такой же вороватый взгляд на Брадо Гелла.
И он поймал этот взгляд.
Чтобы избежать неловких разговоров, я налегала на еду, благо что той было предостаточно, и, совсем не стесняясь, отдавала должное вину и шоколадному ликеру. Таким образом, довольно скоро меня перестало тяготить то, где и с кем я ужинаю, неизвестность моего прошлого, туманность будущего и устрашающие перспективы брака.
Мне даже стало весело наблюдать за происходящим.
Кинзия активно вовлекала в разговор молодую пару, Мариана и Гемму, и не оставляла им шанса отмолчаться, а Бонфилия Брума терзала нескончаемыми вопросами Брадо Гелла: «Что с починкой моста в Ригларке?», «Будут ли переданы просьбы жителей императору?», «Правда ли, что в Дреафраде скрываются разбойники?»
Владетель Тоглуаны отвечал скупо и односложно, и вообще казался отстраненным.
«А вот со мной он разговаривал сегодня очень даже охотно», — подумала я, и представила на мгновение, что Брадо Гелл холост и свободен. Интересно, заинтересовался бы он тогда мной, как женщиной? От этой мысли меня бросило в жар.
— Надо же, как вы раскраснелись, милочка, — заметила Бонфилия.
— Немного душновато, — ответила я, удивленная тем, что она внезапно переключила на меня внимание, и поскорее наколола на вилку гриб, чтобы сунуть его в рот и тем самым избавить себя от необходимости разговаривать с однофамилицей.
