не было, и кобыл крыли поступившим в 1894 году из Хреновской конюшни белым жеребцом Рантиэ (Задорный – Добрячка) и поступившим в 1895 году из той же конюшни белым Заветом (Задорный – Слава). Оба жеребца родились в заводе графа И.И. Воронцова-Дашкова. Все перечисленные лошади были чистопородными орловскими рысаками, да иначе и быть не могло, раз завод собирал такой фанатик чистоты крови, как С.Г. Карузо.
Почему С.Г. Карузо, делая свои первые покупки заводских маток, остановился на лошадях завода Г.Д. Янькова? Почему он так высоко ценил кровь этих лошадей, что остался им верен в течение всей своей коннозаводской деятельности? Ответ находим в переписке Карузо с Яньковым. Вот строки из этой переписки:
«…Осенью 1897 года я купил у насл. А.А. Меншикова двух великолепных кобыл Вашего завода – Звезду (с сосуном кобылка) и Защиту. Дочь Звезды (упомянутый сосунок) называется Полярная-Звезда. Полярная-Звезда и Защита у меня в заводе не находились, так как я немедленно перепродал их (за те же самые деньги, за которые купил) Дмитрию Константиновичу. Звезду я оставил себе, но, к несчастью, она дала мне только одного жеребенка (пришедшего в брюхе из завода Меншикова). ‹…› В 1899 и 1900 годах Звезда осталась холостою, и в августе я продал ее М.В. Воейковой; в 1901 году Звезда также была холоста, и М.В. Воейкова пожертвовала ее в Хреновской завод. В Хреновом Звезда не дала ни одного жеребенка и пала в августе 1903 года. Так непроизводительно погибла эта дивная кобыла. О Звезде я пишу статью. Росту Звезда имела без подков полных четыре с половиной вершка, а Защита – не более четырех вершков. Звезда – дочь Вероника и Андромахи, Защита – дочь Грозного и Аравы.
Осенью 1908 года мне удалось купить также в заводе Меншикова великолепную дочь Защиты – гнедую Мечту. Мечта – дочь Сокола-Ясного (зав. св. кн. В.Д. Голицына), сына Тумана и Чудной. Мне кажется, что Мечта не вышла в породу яньковских лошадей, она сильно напоминает свою знаменитую бабку – голицынскую Чудную. По детям Мечта замечательно хороша, ее дочь вороная Мимоза бежала в Москве с успехом.
В марте прошлого года я купил еще одну кобылу, заслуживающую большого внимания, – вороную Храбрую, р. 1895 г., зав. Ознобишина, от Колдуна и Вашей-Грёзы. Сейчас Храбрая жереба от серого Недотрога – производителя в заводе Я.И. Бутовича».
В другом письме Карузо писал: «Вы спрашиваете, что именно побудило меня обратить внимание на лошадей Вашего завода? Отвечаю вполне откровенно. Вера в породу, оригинальность замысла и гениальная комбинация кровей. Да разве можно не обратить внимания на Потешную, Андромаху, Рынду?!. Я мечтаю отвести от яньковских лошадей таких рысаков, которые побивали бы американцев».
И в следующем письме читаем: «Если безжалостная судьба не помешает, то я отведу-таки от яньковских лошадей рекордистов, я докажу, что в крови лошадей Г.Д. Янькова скрывается баснословная быстрота».
Семья Карузо не имела никаких средств, а потому, чтобы содержать завод, они вынуждены были отказывать себе во всем. Понятно, что завод велся очень скромно, кормили лошадей скудно, наездника не было, а потому и результатов не было получено никаких. Вскоре выяснилось, что лучшую кобылу Желанную-Потешную надо продать, дабы на вырученные деньги содержать несколько лет остальных лошадей. Желанную-Потешную купил великий князь для своего Дубровского завода, и там она дала замечательный приплод. Устройство завода при тех скудных средствах, которыми располагали Карузо, было большой ошибкой, но не будем за это строго судить Сергея Григорьевича: он был страстным любителем лошади и хотел сам творить, создавать лошадей и быть коннозаводчиком. Однако ему пришлось убедиться в невозможности дальнейшего ведения завода, и тогда завод был почти целиком распродан. Это была трагедия для С.Г. Карузо, но ему пришлось смириться, и он перенес этот удар судьбы. Жить без лошадей он не мог, а потому все же оставил себе трех кобыл – Мечту, Потешную 3-ю и Брунгильду. От этих кобыл он отвел маленький завод, который принадлежал ему почти до самой смерти. Это был уже его завод, а не отца, и лошади, в нем рожденные, внесены в заводские книги как лошади С.Г. Карузо. Подробно о коннозаводской деятельности Карузо я скажу ниже и дам описание лошадей его завода, которых я хорошо знал. А пока продолжу рассказ о его жизни.
Положение его было упрочено: он состоял на государственной службе, получал определенное жалованье и по 500 рублей за каждый отредактированный им том «Заводской книги русских рысаков». Карузо мог продолжать свои работы, не думая о завтрашнем дне. Жизнь Сергея Григорьевича мало-помалу вошла в определенную колею и текла довольно мирно и однообразно. Летом он обыкновенно жил безвыездно в Егоровке, посещал Дубровский завод и оттуда заезжал ко мне на Конский Хутор, а зиму проводил в Одессе у своей тетушки, где имел скромную комнату в богатом доме княгини Лобановой-Ростовской. Этот дом когда-то принадлежал одесскому миллионеру Ралли, на дочери которого был женат князь Лобанов-Ростовский. Лобановы жили всегда в Петербурге или за границей, и большой особняк в Одессе стоял пустой. Тетушка Карузо была в дальнем родстве с княгиней и заведовала этим домом. Там я провел много счастливых часов в беседах с С.Г. Карузо. Раз или два в год Карузо ездил в Петербург по делам службы и на заседания комиссии по изданию заводских книг для разрешения всевозможных спорных вопросов по генеалогии, и тогда он останавливался у Путилова, в маленькой квартире на Знаменской улице.
С Путиловым Карузо был очень дружен, и эти отношения сохранились на всю жизнь. Кроме Путилова, у Карузо было еще несколько друзей. Прежде всего следует упомянуть Ф.Н. Измайлова, которому Карузо был обязан своей карьерой. Измайлов его искренне любил, уважал за честность и неподкупность и ценил как выдающегося знатока породы. Карузо отвечал ему тем же. Их отношения омрачились лишь в последние годы: они разошлись во взглядах на ведение Дубровского завода, главным образом на значение Бычка. Это расхождение имело глубоко принципиальный характер, и в нем не было ничего личного. Внешне отношения остались прежними, хотя в них и чувствовался уже известный холодок.
Дружба Карузо с известным в свое время коннозаводчиком Г.Д. Яньковым возникла на почве преклонения Карузо перед составом завода и коннозаводской деятельностью Янькова. Личное знакомство почтенного старца Янькова с юным Карузо только укрепило эти узы. Они вели обширную переписку, ныне этот архив находится у меня. В переписке отражено, как сердечно относился Карузо к Янькову и какое, порой преувеличенное, мнение он имел о значении яньковского завода. Но ближе всех Карузо был все же к К.К. Кнопу. Единственный раз в жизни мне пришлось наблюдать совершенно бескорыстную
