– Это было давно? – спросил Дэймон.
– Я уже отошел от дел, но спускался чаще, чем сейчас. Да и что значит давно, если я так хорошо это помню? Ты стал мыслить как человек, – покачал головой Самаэль, но в его устах это звучало больше похожим на комплимент.
– И что было потом? – Дэймон пропустил его фразу мимо ушей.
Лучше быть похожим на человека, чем на Падшего.
– Потом ко мне пришел ее Хранитель. Габриэлль не смогла меня забыть, ведь я показался ей особенным. Она видела штатного Ангела Смерти своего города, и она знала, что ни один из нас не умеет чувствовать, но ко мне ее тянуло по непонятным ей самой причинам. Она собирала про меня информацию, не в силах остановиться. Она буквально стала одержимой поиском малейших упоминаний обо мне. Она забыла обо всем прочем, гоняясь за моим призраком, пытаясь угадать, когда и где я появлюсь еще раз. И в итоге она упросила своего Хранителя поговорить со мной о встрече.
Самаэль замолчал, глядя на свои ладони. Отблески костра плясали на его растрепанных волосах, оставляя на лице причудливые тени.
– Что ты ответил? – первой не выдержала тишины Анжела.
– Ангелы Смерти не ограничены в своей свободе. Они могут сколь угодно времени проводить на земле, или на небесах, но им это не нужно, ведь у них нет чувств. Зато у них есть души, которые нужно забирать, острый ум и холодный рассудок. Я согласился. Не из любопытства, или чего-то подобного, нет. Просто Хранитель был настойчив, а у меня не было иных дел, и я решил помочь ему. Это полезно, когда кто-то обязан тебе. Поэтому, вместе с ним, я спустился на землю, к Габриэлль.
Самаэль взлохматил волосы.
– Она была полной противоположностью мне, – спустя несколько секунд продолжил он. – Живая и бурлящая эмоциями. Тогда я и влюбился в нее, сам об этом не догадываясь. Габриэлль испытывала ко мне то же самое, хотя я до сих пор не понимаю, как она могла полюбить холодного Ангела Смерти. Вместе мы провели три десятка лет. Секунда для меня и половина жизни для нее. Даже больше, чем половина. Мы познакомились, когда ей было шестнадцать, а расстались, когда исполнилось сорок шесть. Она отдала мне свою молодость, и я видел, как ее свежее юное, почти детское, личико становится лицом сначала девушки, а после женщины.
– И чем вы занимались? – спросил Дэймон, искоса взглянув на Азазелла в надежде, что тот воздержится от одной из своих шуточек.
Впрочем, тот и не думал шутить, слушая историю Самаэля крайне внимательно. Он опустил подбородок на руку, задумчиво глядя вперед. В свете костра его каштановые волосы отливали алым, и Анжела вдруг вновь увидела его истинный облик за этой вполне обычной маской.
– Габриэлль пыталась научить меня любви. Она изображала, будто мы счастливая семейная пара. Она совершенно не боялась меня, хотя знала всю мою историю. Каждый вечер она разговаривала со мной так, будто я умел чувствовать. Она рассказывала, как прошел ее день, а потом просила меня рассказать что-нибудь ей в ответ. И я рассказывал, без эмоций, сухо излагая детали. В основном я говорил о чужих жизни и смерти, но даже эти серые истории она умела слушать очень внимательно. Я же просто был рядом. Пустой, я просто оставался с ней, потому что у меня не было иных дел, – голос Самаэля дрогнул. – Я рассказывал ей о своем прошлом, даже не думая хоть как-то смягчать информацию. Но Габриэлль все равно не боялась. Она никогда не боялась. Она не боялась обнимать меня, хотя я не обнимал ее в ответ. Она не боялась быть рядом. Она не боялась даже целовать меня.
Анжела тихо ахнула. Если поцелуй с Падшим был похож на темный, затягивающий водоворот, то каким же был поцелуй с самой Смертью?
– Люди считали ее одиноким синим чулком, даже не догадываясь, что притаилось под крышей ее дома, – тем временем продолжал свой рассказ Самаэль. – Но ее это совершенно не беспокоило. Она искрилась жизнью, как фейерверк, чувствуя за нас двоих. В душе она всегда оставалась упрямой девочкой, полюбившей саму смерть. Тем не менее, у нее не было настоящих друзей, ведь из-за меня другие обходили ее стороной. Никто не мог долго удержаться рядом с ней, даже через барьеры чувствуя мое незримое существование. Но ее волновал лишь я. Она не была моей подопечной, однако со временем с ней стали происходить маленькие неприятности из-за моего присутствия. Тогда-то я и решил уйти. Она попросила меня забрать ее с собой, но, разумеется, я отказал ей, ведь ее час еще не пришел. Тогда она попросила пообещать ей то, что ее заберу именно я, и я согласился. Так я и оставил ее, одинокую и постаревшую, и сейчас я понимаю, что просто сломал ей жизнь, лишив всего. Мне не стоило спускаться к ней. Возможно, тогда она была бы счастлива.
Самаэль прикрыл глаза.
Габриэлль много смеялась, и он прекрасно помнил ее улыбку. Но еще лучше он помнил ее слезы в те редкие моменты, когда на нее накатывало отчаяние от его холодности.
Она приходила с работы, и обнимала его, безучастно стоящего в углу комнаты. Она заваривала им ароматный чай, но Самаэль не пил его. Пусть он и был телесным в пределах ее дома, но употреблять что-то в еду не видел смысла. Сейчас он бы выпил сотню кружек чая, лишь бы порадовать ее.
Однажды Габриэлль пришла расстроенная – ее уволили. Попечительница школы, где она работала, посчитала ее любовницей своего мужа, отстранив от дел. Когда она вошла, Самаэль, как и обычно, стоял в углу, а она кинулась на него с кулаками, потому что хотела от него невозможного сочувствия. Потом она извинялась и говорила, что ей все равно на его холодность, и целовала его на пределе допустимого.
Она купила ему перчатки, чтобы подержать его за руку, но перчатки рассыпались прахом, едва коснувшись его ладоней.
Если бы он только мог сказать ей, что все это время чувствовал то же самое...
– Она сама выбрала это, – прошептала Анжела. – И она наверняка знала, на что идет. Ты не виноват.
– Смерть не может быть виновата, ведь это всего лишь смерть, – грустно произнес Самаэль. – Она так говорила мне иногда. Хотя, думаю, она говорила это себе.
– Но ты ведь еще можешь сказать ей обо всем, – вдруг ожил прежде задумчиво молчавший Азазелл. – Люди, конечно, грешны, но уж она, точно знающая о том, что будет после, наверняка попала в рай.
– Попала бы, но Хранитель не смог ее уберечь. Если я сейчас встречу того Ангела, то попробую забрать его, – глухо произнес Самаэль.
Он вытянул руку, раскрытой ладонью вперед, едва не задев при этом Азазелла, но опомнившись, сжал ее в кулак и убрал. На Анжелу повеяло страхом, и чувство это усиливалось с каждой секундой.
Барьеры самого сильного существа на земле, слетали, обнажая его суть.
Дэймон говорил, что сняв их все, Самаэль способен распугать целый Портленд, заставив его жителей бросить все и бежать прочь, но сейчас девушке показалось, что это преуменьшение.
Самаэль был столь могущественен, что ей думалось, сними он все барьеры, то сможет убивать одним своим присутствием.
– Полегче, друг. Тот ангел сейчас далеко, – негромко сказал Дэймон, и Самаэль опомнился.
