этом прославленном царе Груня слыхала ещё в Матрёновке и своей крепкой памятью запомнила имя основателя Петербурга.
Сначала они подошли к Исаакиевскому собору, царившему над Невой. В солнечный день он был особенно прекрасен со своим величественным куполом, сияющим на солнце.
И вот знаменитый памятник. Конь взлетел над гранитной скалой, на коне Пётр Великий в тоге — римской одежде, в руке фельдмаршальский жезл. Конь топчет копытом змею.
С восторгом и некоторым страхом глядела Груня на памятник Петру Первому. Какая сила в нём могучая! За ней наблюдал Михаил Николаевич, его обрадовало, с каким интересом смотрит она на памятник.
— Послушай, Груня, — сказал он и стал читать стихи:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася…
Знаешь, кто это написал? Пушкин, — пояснил он.
— Всё тут правда! — воскликнула Груня. — Вон какой задумчивый и грозный стоит царь, Нева перед ним, а он на город рукой показывает.
И, оглядев снова памятник со всех сторон, заметила:
— Хороший здесь мастер работал, навеки поставлено. И красиво.
Михаил Николаевич быстро взглянул на неё и неожиданно подумал: «А ведь Груня не так уж давно в крепостных числилась, до трёхлетнего возраста. Её могли продать или подарить кому вздумается. Не отменили бы крепостного права, она бы так и значилась чем-то вроде живой вещи у своего хозяина. Вздор какой-то». И заботливо спросил:
— Не устала?
— Нет, нет, — поспешно ответила Груня. Ей не хотелось расставаться с ним так скоро.
— Тогда давай заглянем в книжную лавку, — предложил он, — это совсем рядом.
— Заглянем! — обрадовалась Груня.
Они зашли в лавку, и Михаил Николаевич отобрал несколько книг, полистал и протянул небольшой томик ей.
— Возьми на память о нашей прогулке по Петербургу, — сказал он.
Груня взяла книгу.
— «Пушкин», — прочитала она.
И благодарно прижала к себе книгу.
СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ
На пороге лавки появилась женщина. Её тут явно хорошо знали.
Продавцы заулыбались и стали выкладывать на прилавок редкие книги.
Увидев женщину, Михаил Николаевич как-то мгновенно подтянулся и стремительно шагнул к ней.
— Юлия Петровна, дорогая! — воскликнул он обрадованно. — Позвольте вашу руку, — и почтительно поцеловал ей руку.
Груню поразило лицо женщины — нежное и в то же время волевое, большие красивые глаза и оживлённая улыбка. Чувствовалось, что её переполняла радость, которую она и не старалась скрыть.
Будто продолжая прерванный разговор, Михаил Николаевич сказал:
— Догадываюсь, всё-таки добились своего.
— Да, да, вы угадали, мой друг, — услышала Груня. — Добилась. Завтра еду. И не одна. Мне удалось образовать санитарный отряд. Все мы добровольцы. Теперь уже скоро займёмся настоящим делом, не пустым времяпрепровождением.
«Вот оно что! — подумала Груня. — В Болгарию едет, будет, как и я, ухаживать за ранеными».
Юлия Петровна (Груня сразу запомнила, как назвал её Михаил Николаевич) была в костюме сестры милосердия. Коричневое платье с полосатым фартуком из бумажной ткани, на груди красный крест из такой же ткани, на голове белая косынка.
Груня отвернулась, чтобы не показаться любопытной, и стала листать подаренный ей томик Пушкина.
— Позвольте представить вам Груню, будущую сестру милосердия, — услышала она вдруг рядом и быстро обернулась.
Юлия Петровна приветливо улыбнулась ей и тотчас стала расспрашивать об учёбе.
— Как много надо успеть в короткий срок! — посочувствовала она. — Наверное, трудно приходится.
— Трудновато, — смущённо призналась Груня, — иной раз даже страх берёт: ну, как не осилю науку, и выйдет, зря меня учили.
— А вы не пускайте страх в душу, — подбодрила её Юлия Петровна. — Человек всё может, если цель у него высокая и чистая. Главное в нашем с вами деле любить ближнего своего больше, чем себя. — И добавила тут же: — Конечно, одной любви мало. Нужны знания. Я сама последнее время с величайшим усердием готовилась, чтобы получить звание сестры милосердия. Училась ходить за больными. Старайтесь, и всё одолеете! Желаю вам счастья! — сказала она сердечно. — Верьте в себя.
— Спасибо! — поблагодарила Груня. — И вам счастья и здоровья.
Юлия Петровна поцеловала Груню, а Михаилу Николаевичу сказала:
— Пожелайте и вы мне добра, друг мой. Когда теперь увидимся, никто не знает.
Михаил Николаевич поклонился ей и поцеловал на прощанье руку.
— Я приду провожать вас на вокзал.
Они расстались. Юлии Петровне нужна была какая-то книга, и она осталась в лавке, а Михаил Николаевич пошёл провожать Груню домой, чтобы не затерялась на шумном Невском проспекте.
Некоторое время они шли молча, каждый по-своему размышляя о встрече с Юлией Петровной.
— Фамилия её Вревская, — заговорил первым Михаил Николаевич. — Она баронесса. Но как далека она от людей своего круга! Юлия Петровна из тех, кто готов положить душу свою за других. Она всегда там, где нужна её помощь, где горе и страданье. Запомни её имя. Я верю, ты ещё услышишь о ней.
— Она мне сразу полюбилась, — сказала Груня. — Добрая и не гордая. И говорит так, будто я ей ровня.
— А чем не ровня? — возразил Михаил Николаевич. — Вы обе сёстры милосердия и собираетесь служить одному и тому же делу: исцелять людей, отвоёвывать их у смерти. Высокое предназначенье! Гордись собой и храни своё достоинство. Вот так-то, Аграфена Тимофеевна, — снова шутливым тоном заговорил он. — Кажется, мы доплелись до твоего дома. Пора расставаться.
Груня с благодарностью посмотрела на него и очень серьёзно сказала:
— Спасибо, Михаил Николаевич. У меня сил прибавилось за нынешний день. Теперь и учиться легче станет.
— Вот и учись, старайся! Таков мой наказ! — не хотел быть серьёзным Добрый человек. И пообещал: — Я приду снова тебя проведать, не знаю, когда точно. Мне нужно в Тулу, там предстоит расследовать одно сложное дело. Настолько сложное, что даже вызвали адвоката из столицы.
— В Тулу? — быстро переспросила Груня.
— Почему это тебя заинтересовало? — удивился Михаил Николаевич.
Она немного замялась, как бы раздумывая, говорить или нет, потом решилась.
— Знакомая у меня появилась под Тулой, — заговорила она медленно, подбирая слова. — Беда у неё. — И уже твёрдым голосом произнесла: — Только вы можете ей помочь. — И рассказала про обиды вдовы, у которой отняли дом по подложным документам. Но никто не берётся её защитить. И о голоде в деревне рассказала.
Михаил Николаевич достал карандаш и записную книжку.
— Ты не запомнила название деревни? — спросил он, собираясь записать его.
— Как же? Терехово. На реке Тулице, рядом с Тулой.
— А фамилия вдовы?
— Не спросила, — огорчилась Груня. — Зовут — помню как: Александра Максимовна. Да зачем она нужна, фамилия?
