царя зверей, жалкого кота, называемого пумой, который бежит, едва завидев собак, а живущего в наших лесах ягуара — тигром. Какими бы шаткими и неосновательными ни казались на первый взгляд мои объяснения причин гражданской войны, позже станет очевидно, сколь прочны и несокрушимы они.
Жизнь в аргентинской пампе, какой мы ее изобразили, не есть нечто особенное, это порядок вещей, система человеческих отношений, естественно возникшая и, на мой взгляд, единственная в мире, и ее одной достаточно, чтобы объяснить нашу революцию. До 1810 года в Аргентинской Республике было два различных общества, соперничающих и несовместимых, две различных цивилизации: одна — испанская, европейская, просвещенная, другая — варварская, американская, почти индейская. Революция в городах послужила только толчком к тому, чтобы эти два различных способа бытия одного народа столкнулись друг с другом, сошлись в поединке и после долгих лет борьбы один поглотил другой. Я изобразил обычные, типичные для пампы человеческие взаимоотношения, разобщенность в тысячу раз большую, чем между кочевыми племенами, обнаружил мнимость объединения праздных людей, показал, из чего складывается репутация гаучо: отвага, дерзость, ловкость, жестокость, сопротивление правосудию и гражданским городским властям. Подобный тип общественной организации существовал в 1810 году, существует он и теперь, что-то в нем изменилось, кое-что понемногу меняется сейчас, многое остается незыблемым. Эти очаги объединений отважных, невежественных, свободных и ничем не занятых гаучо тысячами разбросаны по всей пампе. Революция 1810 года все привела в движение, везде зазвенело оружие. Общественная жизнь, которой до той поры недоставало этим арабо-романским объединениям, ворвалась на все постоялые дворы, и революционное движение в конце концов породило военные ассоциации гаучо в виде провинциальной монтонеры, законной дочери корчмы и поместья — порождение пампы, враждебное городу и патриотической революционной армии. По мере развития событий мы увидим эти провинциальные воинства во главе со своими каудильо, станем свидетелями победы пампы под началом Факундо Кироги над городом над его духом, правлением, цивилизацией и, наконец, возникновения деспотического и унитарного правления во главе с хозяином скотоводческого поместья Хуаном Мануэлем де Росасом, который вонзает в горло образованного Буэнос-Айреса свой нож гаучо и уничтожает творения веков, культуру, законы и свободу.
Глава IV
РЕВОЛЮЦИЯ 1810 ГОДА
Когда начинается битва, татарин издает страшный вопль, нападает, ранит, исчезает и возвращается, подобно молнии[149].
Виктор Гюго.
Пройдя весь путь, что остался позади, мы приблизились к тому моменту, с которого начинается наша драма. Нет смысла останавливаться на характере, задачах и целях Войны за независимость. Всюду в Америке эти войны были одинаковы и порождены единым источником, а именно: развитием европейских идей. Америка действовала так же, как действовали все прочие народы. Книги, события — все вело её к тому, чтобы присоединиться к порыву, который охватил Францию под влиянием Северной Америки и собственной литературы, Испанию — под влиянием Франции и ее литературы. Однако для нашей темы важно отметить, что революция — если исключить такое ее внешнее достижение, как независимость от Короля— была близкой и понятной только аргентинским городам, для пампы же она осталась чужеродным и незначительным событием. Книги, брожение идей, гражданский дух, суды, право, законы, образование — вот точки соприкосновения городской общности с европейцами; там была основа для организации общества, неполная, отсталая, если угодно, но именно потому, что она была неполной и не достигала той высоты, которой, как уже было ясно, могла достичь, революция воспринималась в городах с великим энтузиазмом. Для пампы революция стала камнем преткновения. Подчиняться Королю было приятно, ибо это было подчинение власти. Пастушеское село не могло относиться к этому вопросу по-иному. Свобода, ответственность власти — все вопросы, которые намеревалась разрешить революция, были чужды образу жизни пампы, ее потребностям. Но революция была полезна ей вот в каком смысле: она указывала цель и давала занятие избыточным силам (о них мы уже говорили), прибавляла к существующим новый центр объединения, более значительный, чем тот — столь подробно описанный нами,— что был в их округе и куда ежедневно съезжались мужчины из окрестных селений.
Мощно развитые физические задатки этих спартанцев, их воинственные наклонности, которые тратились впустую в поножовщине, их поистине римская праздность, которой не хватало лишь Марсова поля, чтобы упражняться в военном искусстве, презрение к власти, с которой они вели непрерывную борьбу,— все это, наконец, смогло найти выход и развиться в полной мере.
Итак, в Буэнос-Айресе началось революционное движение, и все провинциальные города с решимостью откликнулись на его призыв. Всколыхнулось и примкнуло к восстанию пастушеское село. В Буэнос-Айресе создается более или менее дисциплинированное войско, предназначенное для наступления на Верхнее Перу и на Монтевидео, где сосредоточились испанские силы под командованием генерала Вигодета[150]. Организованные войска генерала Рондо[151] начали осаду Монтевидео, к ним присоединился знаменитый каудильо Артигас с несколькими тысячами гаучо. Артигас был наводившим ужас контрабандистом до 1804 года, когда гражданские власти Буэнос-Айреса сумели одержать над ним верх и поставили себе на службу, назначив начальником округа с тем, чтобы он защищал ту власть, с которой враждовал до сих пор. Если читатель не забыл о такой фигуре, как проводник, о главных чертах, характерных для кандидата в военачальники пампы, он легко поймет характер и мотивы действий Артигаса.
В один прекрасный день Артигас со своими гаучо покинул генерала Рондо и выступил против него. Положение последнего похоже на то, в каком сейчас находится осаждающий Монтевидео Орибе, которому с тыла угрожает другой враг. Единственное их различие — то, что Артигас был врагом и патриотов, и роялистов одновременно[152]. У меня нет намерения ни уточнять причины или поводы, обусловившие этот разрыв, ни давать этому явлению какое-либо определение, освященное политическим лексиконом, ибо ни одно из них не подходит. Когда в любой стране начинается революция, сначала там вступают в борьбу два противоположных лагеря: революционный и консервативный; у нас враждующие партии получили названия патриотической и роялистской. Естественно, победившая партия разделяется на фракции умеренную и радикальную — на тех, кто хотел бы довести революцию до конца, и тех, кто хотел бы удержать ее в определенных границах. Характерно для революций и то, что партия, потерпевшая поначалу поражение, реорганизуется и побеждает благодаря расколу, который происходит в лагере победивших. Но когда в ходе революции одна из сил, выступивших в ее поддержку, немедленно откалывается и образует третью группировку, она ведет себя одинаково враждебно по отношению как к одному, так и к другому лагерю, но и эта отколовшаяся группа оказывается неоднородной. Общество, в котором
